28.03.2021
НРАВСТВЕННО-ДУХОВНОЕ УСЫПЛЕНІЕ.
Пастырскія думы.
Пробудись ты, который спишь, и воскресни изъ
мертвыхъ:
и освѣтитъ тебя Христосъ (Ефес. V, 14).
Съ такими словами Апостолъ Павелъ обращается къ человѣку и будитъ его отъ
сна нравственнаго къ жизни. Но неужели человѣкъ можетъ такъ спать, что его
нужно будить? Да, онъ спитъ, когда не въ состояніи бываетъ различить мечту
отъ дѣйствительности; онъ спитъ, когда дѣйствуетъ въ виду цѣли не
существующей и не могущей существовать; онъ спитъ, когда не полагаетъ
границъ своей любви къ конечному и ограниченному, – къ тому, что дѣйствуетъ
смертно на силы духа безсмертнаго; онъ спитъ, когда живетъ, не зная Бога, и,
по неизбѣжной послѣдовательности, самъ себя считаетъ богомъ. Въ этомъ смыслѣ
сколько людей, которые спятъ среди самаго, повидимому, оживленнаго
бодрствованія! Дѣйствительно, человѣкъ, ограничивающій предметами видимаго
міра желанія своего сердца, есть существо спящее. На самомъ дѣлѣ міръ сей
есть не что иное, какъ тѣнь, но притомъ тѣнь Бога всемогущаго. Какъ тѣнь
указуетъ присутствіе соотвѣтствующаго ей предмета, но при всемъ томъ есть не
болѣе, какъ тѣнь, – такъ и видимый міръ открываетъ намъ бытіе Божіе, какъ
единственно истинно-сущее; онъ обращаетъ нашу мысль къ Богу, и это все, что
онъ можетъ дѣлать; и когда онъ не дѣлаетъ сего, все остальное, что бы онъ ни
дѣлалъ, – ничто. Внѣ мысли о Богѣ міръ не имѣетъ смысла, есть нѣчто
случайное и отрывочное; самое существованіе наше въ семъ случаѣ – загадка;
наши самые широкіе замыслы и направленныя къ ихъ осуществленію наши самыя
грандіозныя дѣйствія суть не болѣе, какъ ударенія воздуха тщая и вещанія
едина токмо дѣяній пустая. Человѣкъ безъ Бога не есть человѣкъ, не есть даже
что-либо, если только онъ самъ для себя не станетъ богомъ; отсюда наши
стремленія и думы, заботы и радости – все мечта, призракъ, слова безъ
значенія; жизнь самая дѣятельная – долгій сонъ, сонъ наяву съ открытыми
глазами.
Въ этомъ убѣждались люди всѣхъ временъ и народовъ: они замѣчали, что все, въ
чемъ они думали найти счастіе для себя въ семъ мірѣ, бѣжитъ отъ нихъ, едва
становится предметомъ ихъ обладанія: все исчезаетъ, едва успѣетъ приковать
къ себѣ ихъ мысль; все повергало ихъ въ обманъ, и самую жизнь называли они
сномъ. А между тѣмъ тѣ, которые во всѣ времена, внемля голосу человѣческаго
сознанія, повторяли, что жизнь есть «сонъ», не видѣли ясно или вовсе не
видѣли, что имъ недоставало Бога. Да имъ видѣть это было трудно: они
воображали, что живутъ жизнію истины, какъ спящій въ минуты грезъ
воображаетъ, что живетъ жизнію дѣйствительности; чтобъ увидѣть всю
призрачность своего лживаго существованія, для этого нужно пробудиться отъ
нравственнаго сна.
Что-жъ мѣшаетъ этому? Тысячи и тьмы смѣняющихъ одно другое развлеченій,
обращающихъ всю нашу жизнь въ одно продолжительное, сплошное развлеченіе, и
образующіяся иодъ пхъ непрерывнымъ дѣйствіемъ наклонности, привычки и
страсти укрываютъ нравственно спящаго человѣка какъ бы нѣкіимъ мягкимъ
одѣяломъ отъ дѣйствія пробуждающей отъ этого сна совѣсти. Мы ночью смѣлою
поступью проходимъ тропою, при видѣ которой днемъ отступили бы съ ужасомъ;
ибо эта тропа была не иное что, какъ едва замѣтная линія, вьющаяся по скалѣ,
между двумя безднами; ясно, что въ такихъ случаяхъ невѣдѣніе опасности, за
ночнымъ мракомъ, спасаетъ отъ нея: не видя ея, мы проходимъ опасное мѣсто.
Подобное совершается и въ состояніи нравственнаго сна. Когда посреди нашего
безпечнаго наслажденія жизнію какой-либо случай исторгаетъ насъ изъ нашего
самообольщенія; когда суетность всего того, что мы любили, чему удивлялись и
поклонялись, подавляетъ насъ своею очевидностію; когда смыслъ жизни
ускользаетъ отъ насъ или когда онъ является намъ страшнымъ; когда, слѣдуя
указаніямъ совѣсти, на всемъ пространствѣ своей жизни мы не находимъ ничего,
кромѣ грѣха; когда нашъ мятущійся разумъ готовъ уже сомнѣваться въ Богѣ,
или, бывъ озаренъ свѣтомъ естественнаго богопознанія, говоритъ намъ о Богѣ
мстителѣ, – тогда въ этой неизмѣримой пустотѣ, или чуждой Бога, или полной
Его гнѣва, мучительная скорбь овладѣваетъ нами, мысль наша цѣпенѣетъ и
замираетъ, и эта обширная вселенная является намъ не болѣе, какъ темницею,
желѣзныя двери которой противятся всѣмъ нашимъ усиліямъ, прошедшее и
настоящее становится намъ ненавистнымъ, будущее приводитъ насъ въ ужасъ, въ
отчаяніе. Мы догадываемся, что наше состояніе нравственнаго сна защищало
насъ; наше пробужденіе погубило насъ.
Но чтобъ это было яснѣе, припомните разсказъ объ одной юной сомнамбулѣ,
которая въ одну мрачную ночь черезъ слуховое окно небольшой комнаты,
занимаемой ею на чердакѣ, вышла на кровлю дома и, совершенно погруженная въ
сонъ, долгое время прогуливалась по ней въ виду трепещущей и безмолвной
толпы, тщетно разсуждавшей о средствахъ спасти ее. Мечтая о предстоящемъ
праздникѣ, она готовила свои наряды, напѣвала веселыя пѣсни, ступая всегда
вѣрною поступью по наклонной поверхности кровли (ибо ея сонъ предохранялъ ее
отъ паденія); она подходила къ самому краю, гдѣ она садилась и откуда время
отъ времени, оставляя свое занятіе, наклонялась, смѣясь, внизъ на улицу.
Много разъ она то удалялась отъ роковой границы, то возвращалась къ ней, все
смѣясь и все еще погруженная въ сонъ. Но вдругъ въ одномъ окнѣ насупротивъ
ея блеснулъ лучъ свѣта; глаза сомнамбулы встрѣчаютъ его, она пробуждается,
слышится раздирающій душу крикъ, затѣмъ смертельное паденіе. Ея пробужденіе
погубило ее.
Увы, люди безъ вѣры и безъ Бога, – люди, для которыхъ міръ этотъ есть Богъ!
Кто вы, какъ не сомнамбулы, – вы, которые идете, будучи погружены въ сонъ,
на самый край бездны, распѣвая также и мечтая о праздникахъ, хранимые пока
вашимъ сномъ, но нося, какъ эта несчастная, смерть съ собою? Когда лучъ
свѣта разсѣеваетъ ваши мечтанія, когда минута пробужденія застаетъ васъ на
краю пропасти, вы также теряете точку опоры, надаете, бросаетесь въ объятія
смерти. Да, всякій поклонникъ міра носитъ въ себѣ зародышъ смерти; всякая
жизнь безъ Бога есть обреченіе себя на самоубійство. Тутъ нѣтъ преувеличенія
и не можетъ быть.
Удивительно здѣсь не то, что люди доходятъ до отчаянія, но то, напротивъ,
что отчаяніе не составляетъ болѣе общаго жребія людей. Человѣкъ по природѣ
своей столь необходимо влечется къ Богу, общеніе съ Богомъ есть такая
существенная потребность его богоподобнаго духа, что, поставляя себя внѣ
всякаго отношенія къ Богу, онъ является внѣ всякой истины и становится въ
противорѣчіе съ самимъ собою. При такомъ положеніи дѣла, такъ мало въ
человѣкѣ остается человѣческаго, до такой степени все мельчаетъ въ немъ и
обращается въ ничто, что удивляешься, какъ можетъ онъ влачить свое
существованіе въ отрѣшеніи отъ своего начала и жить одною видимостію жизни.
Возникающее въ началѣ изъ неяснаго сознанія, что все для человѣка здѣсь, на
землѣ, не ограничивается однѣми земными привязанностями, стремленіе его къ
Богу и потребность жить въ Богѣ не умираетъ въ человѣкѣ; мѣсто Бога въ душѣ
его вѣчно остается пустымъ; какъ бы онъ ни преображалъ въ боговъ свои
различныя страсти, всѣ эти боги не въ состояніи оказываются вполнѣ и
совершенно заполнить эту пустоту. Будучи по природѣ христіанкою, душа такого
человѣка инстинктивно ждетъ прибытія къ своему опустѣвшему очагу гостя
Божественнаго, котораго истинное имя забыто ею; и можетъ наступить день,
когда въ порывѣ негодованія она разобьетъ всѣ свои кумиры и рѣшится остаться
одна посреди праха боговъ своихъ, – гнилыхъ развалинъ, которыхъ отнынѣ
никакое искусство человѣческое не въ силахъ собрать и возстановить.
Одинъ знаменитый человѣкъ, котораго считали подверженнымъ ипохондріи,
говорилъ друзьямъ своимъ: «эта болѣзнь тѣмъ ужаснѣе, что она заставляетъ
видѣть вещи такими, каковы онѣ есть». Таковъ недугъ и сихъ несчастныхъ,
одержимыхъ отчаяніемъ, – счастливыхъ, впрочемъ, во мнѣніи міра, здравыхъ и
спокойныхъ по наружности. Они имѣютъ несчастіе видѣть вещи такими, каковы
онѣ внѣ свѣта истины Христовой, т. е. они видятъ вещи лживыми, суетными,
обманчивыми.
Если такъ, то не жестоко ли пробуждать отъ нравственнаго сна спящихъ имъ?
Напротивъ, тѣхъ, которые насъ будятъ отъ усыпленія нравственнаго къ жизни
разумной, трезвой, необходимо благодарить стократъ: они желаютъ намъ
спасенія, они избавляютъ насъ отъ погибели и смерти; они – настоящіе наши
доброжелатели, друзья, наши спасители.
Даже тотъ, кто, не зная Отца, о которомъ возвѣстилъ міру Христосъ, сталъ бы
говорить людямъ, какъ спутникамъ своимъ въ плаваніи по бурному морю жизни:
«проснитесь, ибо, котораго вы не замѣчаете, уноситъ васъ въ бездну», –
заслуживаетъ вполнѣ благодарности. Равнымъ образомъ того, кто самъ не зналъ
бы, гдѣ искать Бога, но произносилъ бы это святое имя и воззывалъ бы
отовсюду къ сему сокровенному Богу разсѣянныя мысли своихъ несчастныхъ
братій, надлежало бы уже благословить даже тогда, когда святое имя,
произносимое имъ, не оказывало бы на нихъ другаго дѣйствія, кромѣ того, что
усугубляло бы ихъ скорбь и ужасъ. Никогда взоръ, искавшій Бога, и вопль,
обращенный къ Нему, не оставались бы тщетными. Но что касается до того, кто
знаетъ путь, коимъ проходятъ къ Богу, такой не только въ правѣ, но обязанъ
не щадить сна, пагубнаго въ себѣ самомъ; онъ обязанъ, не медля ни минуты, со
всею энергіею любви взывать къ своему ближнему: «пробудись ты, который
спишь, и воскресни изъ мертвыхъ».
Какъ только этотъ голосъ будетъ услышанъ, тогда наступитъ пробужденіе вѣры,
которое поможетъ намъ правильно посмотрѣть на жизнь нашу: оно есть свѣтъ
Божій. Этотъ свѣтъ Божій разсѣетъ тысячи призраковъ; осуждая нашу жизнь, онъ
осудитъ и всѣ наши пустыя надежды; онъ разоблачитъ предъ нами безумную
суетность всѣхъ системъ, на которыхъ зиждется тщетная вѣра міра; онъ вѣрнѣе
и рѣшительнѣе, чѣмъ то могли бы сдѣлать самое полное пресыщеніе, самыя
горькія неудачи, самыя жестокія испытанія, разочаруетъ насъ на счетъ жизни,
человѣчества и насъ самихъ и обогатить насъ тѣмъ самымъ, что все отнимаетъ у
насъ. Вѣдь онъ съ тою цѣлію и разрушаетъ міръ, построяемый нашимъ
воображеніемъ, чтобы создать еще здѣсь на землѣ міръ новый, въ которомъ все
– радость, свѣтъ, гармонія, безсмертіе.
Какъ искусный художникъ соединяетъ вмѣстѣ обломки сосуда грубыхъ формъ,
подвергаетъ ихъ дѣйствію огня и, вливая въ форму расплавленный металлъ или
стекло, возвращаетъ намъ сосудъ отдѣлки несравненно болѣе чистой и изящной,
– такъ и вѣра, – художникъ безконечно болѣе искусный, – собираетъ останки
этого міра, который истина разбиваетъ у ногъ нашихъ, и изъ самихъ этихъ
останковъ воспроизводитъ для насъ еще въ сей жизни міръ, сообразный
творимому его въ насъ величію мыслей нашихъ и святости нашихъ душевныхъ
движеній. Когда мы читаемъ, что Сынъ человѣческій пришелъ взыскать и спасти
погибшее, мы не должны разумѣть только, что Онъ взыскалъ и спасъ людей
погибшихъ, но «все погибшее» въ людяхъ и въ мірѣ: наше погибшее прошедшее,
наши силы, таланты, наше счастіе погибшее, – словомъ, все то, что мы отдали
чему-либо или кому-либо, а не Богу, ибо все то, что мы не отдаемъ Богу,
чрезъ то самое есть погибшее. И вотъ почему Апостолъ, сказавши: «пробудись
ты, который спишь», – присовокупляетъ непосредственно: «и воскресни изъ
мертвыхъ!». Требованіе чрезвычайное, неслыханное! Но Тотъ, Который
повелѣваетъ намъ воскреснуть, Самъ воскрешаетъ насъ.
Вѣдь жизнь христіанская есть не иное что, какъ рядъ пробужденій. Правда,
можно закрыть зрѣніе и слухъ и вернуться снова къ мечтамъ своимъ; но голосъ
Божій скажетъ намъ: «пробудись и воскресни изъ мертвыхъ» и освѣтитъ насъ
Своимъ собственнымъ свѣтомъ; ибо Онъ – источникъ свѣта. Пробужденіе и свѣтъ
не суть двѣ вещи, которыя бы раздѣляли Евангеліе: для него не существуетъ
того пробужденія во мракѣ, которое есть пробужденіе отчаянія. И когда оно
говоритъ душѣ: «возстань», то оно присовокупляетъ: «и просвѣтись!».
Это именно и обѣщаетъ Апостолъ всѣмъ тѣмъ, которые до извѣстной степени
пробудились и воскресли изъ мертвыхъ: Христосъ освѣтитъ ихъ, и только Онъ
одинъ; ибо Онъ одинъ знаетъ всѣ тайны Божіи и все тайное въ человѣкѣ, – то,
что есть Богъ въ отношеніи насъ, и то, чѣмъ должны быть мы въ отношеніи
Бога, – наши обязанности и наши силы, наши опасности и наши средства, тайну
счастія нашей жизни и тайну ея несчастія. Вотъ то, что вѣра призвана болѣе и
болѣе воспринимать отъ Христа!
О свѣтъ вожделѣнный, просвѣщающій человѣка истинно воскресшаго, – свѣтъ
единственный среди мрака міра! Свѣтъ и вмѣстѣ жизнь, радость и сила
человѣка! Возсіяй надъ нами, озари наши трудныя стези, покрой насъ отовсюду.
Христе, истинный свѣтъ и единый источникъ свѣта! Содѣлай насъ причастниками
сего животворнаго свѣта Твоего; даруй, чтобы мы не тщетно пробуждались для
себя и другихъ, будучи пробуждаемы Тобою отъ сего тяжкаго и роковаго сна,
гнетущаго все потомство Адамово, но чтобы мы воспринимали свѣтъ и
распространяли свѣтъ такъ, чтобы, видя наши дѣла свѣта, они съ нами и мы съ
ними купно славили Отца нашего, Который на небесахъ!
Священникъ Ѳ. П.
«Подольскія Епархіальныя Вѣдомости». 1901. № 6-7. Ч. Неофф. С. 105-111.