На главную

21.04.2021

ВНѢБОГОСЛУЖЕБНЫЯ БЕСѢДЫ НА МОЛИТВУ СВ. ЕФРЕМА СИРИНА.
Господи и Владыко живота моего, духъ праздности, унынія, любоначалія и празднословія не даждь ми!

Господи и Владыко живота моего, духъ праздности, унынія, любоначалія и празднословія не даждь ми!
Духъ же цѣломудрія, смиренномудрія, терпѣнія и любве даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи Царю, даруй ми зрѣти моя прегрѣшенія, и не осуждати брата моего, яко благословенъ еси во вѣки вѣковъ!

Не безъ особенной причины, братіе мои, молитва сія такъ усвоена святому и великому посту, что многократно повторяется на каждомъ Богослуженіи. Безъ сомнѣнія, это сдѣлано св. Церковію потому, что, при всей краткости сей молитвы, въ ней сокрыто великое богатство святыхъ мыслей и чувствъ и весьма ясно изображены наши нужды духовныя. – Посему мы поступимъ сообразно намѣренію св. Церкви и нашей духовной пользѣ, если обратимъ сію молитву въ предметъ нашихъ собесѣдованій, и разсмотримъ порознь каждое прошеніе, въ ней заключающееся. Такимъ образомъ откроется предъ нами цѣлый рядъ святыхъ добродѣтелей, коими должно украшать свою душу каждому, и явится цѣлое темное полчище грѣховъ и пороковъ, отъ коихъ надобно беречь свое сердце.

И безъ напоминанія, вѣроятно, извѣстно многимъ, что это молитва ов. Ефрема Сирина. Въ дополненіе къ сему, скажемъ, что св. Ефремъ принадлежитъ къ числу величайшихъ подвижниковъ благочестія, кои украшали собою древнюю Церковь Христіанскую. Человѣкъ онъ былъ по плоти, но Ангелъ по духу и совершенствамъ. Отъ самыхъ юныхъ лѣтъ св. Ефремъ оставилъ міръ и вселился въ пустыню, гдѣ долговременное пребываніе – сдѣлало его учителемъ Востока и свѣтиломъ вселенной. Самымъ любимымъ предметомъ и созерцаній, и поученій Ефремовыхъ было покаяніе. Церковь Сирская, къ коей принадлежалъ онъ по мѣсту обитанія, имѣла въ немъ все – и учителя вѣры, и обличителя нравовъ, и питателя во время голода, и чудотворнаго врача отъ болѣзней, и защитника отъ еретиковъ и язычниковъ. Всеобщее уваженіе за всѣ сіи добродѣтели, еще при жизни св. Подвижника, простиралось до того, что поученія его читались по церквамъ непосредственно за св. Писаніемъ.

Изъ такого-то ума и сердца проистекла молитва, нами разсматриваемая, – изъ ума Богопросвѣщеннаго, – изъ сердца, пламенѣвшаго любовію къ Богу и ближнимъ, совершенно очищеннаго и освященнаго Благодатію.

И въ молитвѣ своей, какъ въ душѣ и жизни, св. Ефремъ простъ и безъискусствененъ. Онъ молится и располагаетъ всѣхъ насъ молить Господа во-первыхъ объ удаленіи отъ насъ душевредныхъ пороковъ, во-вторыхъ о ниспосланіи вмѣсто ихъ Боголюбезныхъ добродѣтелей, предполагая, что и пороки не удалятся отъ насъ, и добродѣтели не пріидутъ къ намъ безъ особеннаго содѣйствія силы Божіей.

Такое чувство ненадѣянія въ дѣлѣ спасенія на свои силы и призываніе на помощь благодати Божіей есть отличительное свойство нравственности христіанской. Просвѣщенный свѣтомъ Евангелія христіанинъ, ясно видитъ, какъ падшій человѣкъ не способенъ самъ по себѣ и помыслить, не только совершить что либо истинно доброе, какъ грѣхъ и зло до того проникли въ нашу душу, что овладѣли самымъ внутреннимъ источникомъ мыслей и чувствъ; ясно видитъ, чего требуется отъ добродѣтели, чтобы она была совершенно чистою и благоугодною не предъ очами только человѣческими, а и предъ очами Божіими, что для сего необходима не блестящая только наружность, часто прикрывающая собою одну тайную гордость и своекорыстіе, а искренняя любовь къ добру, совершенное послушаніе воли Божіей и закону совѣсти; видитъ, говорю, все сіе христіанинъ и, признавая въ себѣ невозможность освободиться собственными силами отъ яда грѣховнаго, стяжать собственными средствами добродѣтель столь чистую и совершенную, падаетъ въ смиреніи предъ престоломъ Благодати и восклицаетъ: Господи и Владыко живота моего, духъ праздности, унынія, любоначалія и празднословія не даждь ми! Духъ же цѣломудрія, смиренномудрія, терпѣнія и любве, даруй ми, рабу Твоему! – Если ты, Всеблагій и Всемогущій, Самъ не поставишь меня на путь правды и истины, не утвердишь на камени заповѣдей Твоихъ колеблющіяся стопы мои; то я вѣчно буду претыкаться и падать, всегда буду собираться идти къ Тебѣ и не тронусь съ мѣста, никогда недоcтигну той цѣли, которая предназначена мнѣ Твоею премудрою любовію.

Великій подвижникъ Христовъ, св. Ефремъ Сиринъ, начинаетъ свою молитву прощеніемъ объ удаленіи отъ насъ не какого-либо другаго порока, а духа праздности, потому что праздность ость первый врагъ нашего спасенія.

Но что худаго дѣлаетъ праздный человѣкъ, когда онъ ничего не дѣлаетъ? – То именно, что ничего не дѣлаетъ; ибо человѣку всегда надобно дѣлать что либо. Въ самомъ дѣлѣ, если Сынъ Божій о Себѣ Самомъ и Отцѣ Своемъ говоритъ: Отецъ мой доселѣ дѣлаетъ, и Азъ дѣлаю (Іоан. 5, 17); то человѣку ли предаваться праздности? Дѣятельность – наше назначеніе: для сего именно даны намъ бытіе и жизнь, для сего снабжены мы силами и способностями. И какъ земная жизнь наша вообще не долговѣчна; а между тѣмъ въ продолженіе ея мы должны заслуживать цѣлую вѣчность, блаженную или злополучную; то праздность, разсматриваемая съ этой стороны, есть уже великое преступленіе противъ насъ самихъ; потому что всякій, праздно проведенный часъ ведетъ за собою потерю не только для здѣшней жизни, но и для вѣчности. Неупотребленіе данныхъ отъ Бога силъ на дѣла благія уподобляетъ человѣка рабу, сокрывшему свой талантъ въ землю, и уготовляетъ ему плачевную участь сего раба, то есть: и еже мнится имѣя, взято будетъ отъ него (Мат. 25, 29).

Порокъ этотъ, по самому свойству своему, таковъ, что ослабляетъ, сокращаетъ и, наконецъ, отнимаетъ у насъ наши силы и способности. Въ самомъ дѣлѣ, перестаньте напримѣръ ходить и употреблять свои ноги: если это продлится долго, то мы можемъ потерять, наконецъ, способность ходить, едва будемъ въ состояніи встать и стоять на ногахъ. Какъ съ тѣломъ, такъ и съ душею. Всякая способность души, – упражняемая, возрастаетъ и усиливается; оставляемая въ бездѣйствіи, слабѣетъ и портится. Что, напр., живѣе по природѣ и неумолкающѣе нашей совѣсти? Но не упражняемая, не хранимая, препятствуемая въ ея дѣятельности, и совѣсть слабѣетъ, умолкаетъ и засыпаетъ: человѣкъ становится безсовѣстнымъ, Тѣмъ скорѣе вянутъ и слабѣютъ отъ неупотребленія другія душевныя способности: напр., для человѣка, долго не молившагося, трудно поставить себя потомъ въ молитвенное состояніе и на нѣсколько минутъ; человѣкъ, не упражнявшійся въ постѣ, не можетъ пробыть безъ пищи и одного дня.

Но праздность опасна не однимъ этимъ, а тѣмъ, что приводитъ всегда за собою порокъ и развращеніе. Никто такъ не обуревается множествомъ нечистыхъ помысловъ и желаній грѣховныхъ, какъ человѣкъ праздный: мысль его, не утвержденная ни на какомъ предметѣ, носится всюду, и всегда останавливается на томъ, что манитъ чувственность; воображеніе въ такомъ случаѣ обыкновенно рисуетъ предъ собою образы обольстительные, которые случаюсь когда-либо видѣть; память представляетъ случаи, когда страсти находили себѣ преступное удовлетвореніе; умъ плодитъ – то разные замыслы житейскіе, то сомнѣнія о предметахъ священныхъ; сердце располагаетъ къ разнымъ страстнымъ движеніямъ. Кромѣ того праздность всегда производитъ въ человѣкѣ скуку, заставляющую искать развлеченій и забавъ. Вотъ здѣсь-тο корень и источникъ различныхъ пристрастій къ забавамъ, отъ которыхъ страдаютъ люди праздные, тѣмъ забавамъ, которыя губятъ здоровье и честь, разстроиваютъ состояніе, дѣлаютъ самаго значительнаго въ обществѣ человѣка вовсе не тѣмъ, что онъ могъ и долженъ быть.

Не забудемъ и того, что для большей части людей праздность влечетъ за собою недостатки и бѣдность; а бѣдность заставляетъ обращаться къ непозволительнымъ средствамъ пріобрѣтенія: и такъ какъ праздный человѣкъ, по привычкѣ къ нѣгѣ, бываетъ обыкновенно наклоннѣе другихъ къ чувственности и удовольствіямъ; то искушеніе пользоваться незаконно трудами другихъ чрезъ то самое для празднаго еще болѣе увеличивается. Пересмотрите людей, заключенныхъ въ темницахъ, вникните въ причину ихъ преступленій; и увидите, что большая часть ихъ произошла въ началѣ своемъ, такъ или иначе, именно отъ праздности.

Знали все сіе святые угодники Божіи и болѣе всего старались избѣгать праздности. Казалось, самая жизнь пустынная и созерцательная освобождала ихъ отъ трудовъ, особенно тѣлесныхъ: потому что много ли у нихъ оставалось и времени отъ молитвъ общественныхъ и домашнихъ? – Но, зная опасность праздности, они трудились и въ самыхъ пустыняхъ и при совершеніи дѣлъ самыхъ высокихъ. Кто напр., это сидитъ у холма пустыннаго въ Ѳиваидѣ, поетъ псалмы и въ то же время плететъ корзины? Это свѣтило Египта, Антоній Великій. Корзины пойдутъ въ Александрію и промѣняются на хлѣбъ, коимъ столѣтній старецъ подкрѣпляетъ по временамъ немощь своего тѣла. Кто это во мракѣ ночномъ, при свѣтѣ лампады или луны, занимается дѣланіемъ шатровъ и палатокъ? Это св. Павелъ. Днемъ онъ проповѣдуетъ Евангеліе мудрымъ Еллинамъ, а ночь употребляетъ на скинотворство, чтобы не быть ни кому въ тягость скуднымъ содержаніемъ своимъ. Кто это въ малой хижинѣ Назаретской стучитъ молоткомъ, дѣйствуетъ пилою, трудится съ утра до вечера надъ древодѣліемъ? Это св. Іосифъ, воспитатель Господа Іисуса и хранитель Его Матери. Труды рукъ его доставляютъ пропитаніе святому семейству. Вообще у святыхъ людей время раздѣлено было между Богомысліѳмъ и трудолюбіемъ. Первымъ правиломъ ихъ было питаться не отъ чужихъ, а отъ собственныхъ трудовъ. Труда ихъ при всей скудости внѣшняго состоянія, доставало имъ далее на то, чтобы помогать блилшимъ, питать алчущихъ, одѣвать нагихь и искупать плѣнныхъ.

Имѣя столь высокіе примѣры труда, воззовемъ каждый изъ насъ вмѣстѣ съ святымъ Ефремомъ: Господи и Владыко живота моего, духъ праздности не даждь ми! Не даждь, чтобы дни мои, такъ малы и кратки, проходили въ суетѣ мірской и бездѣйствіи; не даждь, чтобы таланты, мнѣ ввѣренные, погреблись въ землѣ забвенія и лѣности, не даждь, чтобы по недостатку любви къ трудамъ я содѣлался въ тягость подобнымъ себѣ и постыдилъ въ себѣ образъ Твой! Сотвори, да буду бодръ на всякое дѣло благое, да непрестанно труждаюся надъ воздѣлываніемъ существа моего для вѣчности, и да все, что ни дѣлаю, дѣлаю для славы Твоей, Господи, а не изъ угожденія себѣ самому!

Духъ унынія не даждь ми!

Значитъ, духъ унынія противенъ не однѣмъ забавамъ мірскимъ, а и жизни христіанской, потому что жизнь христіанская требуетъ всегдашней дѣятельности духовной, бодрости, мужества и силы; а въ уныломъ какая дѣятельность, какая бодрость и сила? – Потому что Царствіе Божіе, въ коемъ находится истинный христіанинъ, есть, по свидѣтельству Апостола, правда, миръ, и радость о Дусѣ Святѣ (Рим. 14, 17); а въ уныломъ какой миръ и какая радость? Правда, христіанинъ не вдругъ достигаетъ такого блаженнаго состоянія, подобно тому какъ тяжелобольной не вдругъ получаетъ здоровье; но чувство самаго начала выздоровленія душевнаго есть уже чувство отрадное и утѣшительное, которое, постоянно возрастая, наполняетъ всю душу миромъ и радостію. Правда и то, что истинный христіанинъ, всегда занятый дѣломъ своего спасенія, вкушая при томъ, хотя по временамъ, удовольствія высшія и духовныя, чуждается шумныхъ радостей міра, представляется нерѣдко задумчивымъ въ тѣ минуты, когда другіе не знаютъ мѣры своимъ восторгамъ: но онъ столь же мало почитаетъ за потерю неучастіе въ радостяхъ мірскихъ, сколь мало человѣкъ возрастаній считаетъ за потерю то, что неучаствуетъ въ играхъ и забавахъ дѣтскихъ; его задумчивость происходитъ не отъ духа унынія, а отъ другихъ причинъ, нерѣдко отъ мысли, какъ нѣкоторые могутъ веселиться тогда, какъ имъ надлежало бы плакать. Правда наконецъ и то, что христіанинъ, ведя до конца жизни непрестанную брань со грѣхомъ и страстями, подвергается иногда такимъ искушеніямъ, о какихъ другіе не имѣютъ и понятія; но такая духовная брань не производитъ въ немъ духа унынія; воинъ Христовъ исходитъ противъ враговъ спасенія своего еще съ большимъ благодушіемъ, нежели воинъ царя земнаго.

Отчего же происходитъ уныніе и какія противъ него есть средства?

Источниковъ унынія много, и внѣшнихъ и внутреннихъ, и духовныхъ и чувственныхъ.

Люди, опытные въ духовной жизни, свидѣтельствуютъ, что уныніе бываетъ отъ дѣйствія духа тьмы. Не могши занять души нашей на пути къ небу чувственностію, прельстить ее благами, и удовольствіями міра, врагъ спасенія обращается къ противному средству и наводитъ на нее внутреннюю тугу и уныніе. Въ такомъ состояніи душа бываетъ какъ путникъ, вдругъ застигнутый мглою и туманомъ; не видитъ ни того, что впереди, ни того, что позади; не знаетъ, что дѣлать, теряетъ бодрость и впадаетъ въ нерѣшимость. Такому роду унынія подвергались люди, не мало подвизавшіеся на пути добродѣтели уже побѣдившіе искушенія чувственности.

Но въ большинствѣ случаевъ уныніе происходитъ отъ нашей падшей, нечистой, обезсиленной, помертвѣвшей отъ грѣха природы. Доколѣ мы дѣйствуемъ по самолюбію, наполнены духомъ міра, тогда наша природа весела и жива; откуда въ ней берется сила, духъ, отвага, и терпѣніе! Но перемѣнимъ направленіе жизни, сойдемъ, съ широкаго пути міра на узкій путь самоотверженія христіанскаго, примемся за покаяніе и самоисправленіе: тотчасъ откроется внутри насъ пустота, обнаружится, духовное безсиліе, ощутится сердечная мертвость. Доколѣ душа не успѣетъ наполниться новымъ духомъ любви къ Богу и ближнему и прицѣпится, какъ вѣтвь, всѣми мыслями и чувствами къ древу жизни – Господу Іисусу; дотолѣ духъ унынія, въ большей или меньшей мѣрѣ, для нея неизбѣженъ.

Часто, очень часто уныніе происходитъ отъ прекращенія нашей дѣятельности и обычныхъ нашихъ трудовъ. Переставъ употреблять свои силы и способности, душа наша теряетъ живость и бодрость, становится вялою и неудободвижною; самыя прежнія занятія ей противѣютъ: начинаетъ ощущаться внутренняя пустота и является недовольство, скука и уныніе.

Можетъ происходить уныніе и отъ различныхъ печальныхъ случаевъ въ жизни, какъ-то: смерти сродниковъ и любимыхъ лицъ, потери чести, достоянія и другихъ несчастныхъ приключеній. Все это, по закону нашей природы, сопряжепо съ непріятностію и печалію для насъ; но, по закону же самой природы, печаль сія должна уменьшаться со временемъ и исчезать, когда человѣкъ, употребляетъ средства къ своему одушевленію и не предается печали. Въ противномъ случаѣ образуется духъ унынія.

Отъ чего бы ни происходило уныніе, молитва всегда есть первое и послѣднее противъ него средство. Въ молитвѣ, человѣкъ становится прямо лицу Божію: но если, ставъ противъ солнца, нельзя не озариться свѣтомъ и не почувствовать теплоты; тѣмъ болѣе свѣтъ и теплота духовныя суть непосредственныя слѣдствія молитвы. Кромѣ того молитвою привлекается благодать и помощь свыше, отъ Духа Святаго; а гдѣ Духъ Утѣшитель, тамъ нѣтъ мѣста унынію, тамъ самая скорбь будетъ въ радость.

Чтеніе или слушаніе слова Божія, есть также сильное средство против унынія. Спаситель ненапрасно призывалъ къ Себѣ всѣхъ труждающихся и обремененныхъ, обѣщая имъ успокоеніе и радость. Радость сію Онъ не взялъ съ Собою на небо, а всецѣло оставилъ въ Евангеліи для всѣхъ скорбящихъ и унылыхъ духомъ. Кто проникаются духомъ Евангелія, тотъ перестаетъ скорбѣть безотрадно: ибо духъ Евангелія есть духъ мира, успокоенія и отрады.

Богослуженія, и особенно св. таинства Церкви, также великое врачество противъ духа унынія: ибо въ церкви, какъ въ домѣ Божіемъ, нѣтъ для него мѣста; таинства всѣ направлены противъ духа тьмы и слабостей природы нашей. Слагая съ себя тяжесть грѣховъ посредствомъ исповѣди, душа чувствуетъ легкость и бодрость; а пріемля въ Евхаристіи брашно Тѣла и Крови Господа, она чувствуетъ оживленіе и радость.

Собесѣдованія съ людьми, богатыми духомъ христіанскимъ, также средство противъ унынія. Въ собесѣдованіи мы вообще выходимъ болѣе или менѣе изъ мрачной глубины внутренней, въ которую душа погружается отъ унынія; вмѣстѣ съ разверстіемъ устъ, въ человѣкѣ уныломъ, можно сказать, разверзаются нѣдра его духа, открывается доступъ туда свѣту и теплотѣ духовной. Кромѣ того, посредствомъ мѣны мыслей и чувствъ въ собесѣдованіи, мы занимаемъ такъ сказать у бесѣдующихъ съ нами нѣкую сиду и жизненность, что такъ нужно въ состояніи унынія.

Занятія трудомъ тѣлеснымъ также прогоняетъ уныніе. Человѣкъ унылый не способенъ бываетъ къ труду: но что нужды? Пусть начнетъ трудиться, даже не хотя; пусть продолжаетъ трудъ, хотя безъ успѣха: отъ движенія оживаетъ сначала тѣло, а потомъ и духъ, и почувствуется бодрость; мысль среди труда непримѣтно отвратится отъ предметовъ, наводившихъ тоску, а это уже много значитъ въ состояніи унынія.

Наконецъ, если источникъ унынія скрывается въ недугахъ тѣлесныхъ, то христіанинъ не долженъ пренебрегать пособія и отъ искусства врачебнаго: ибо искусство сіе отъ Бога. Господь созда, говоритъ Писаніе, врача на потребу человѣка (Сир. 88, 1), посему врачъ есть слуга Божій для насъ во благое.

Страдаютъ ли симъ уныніемъ міролюбцы и грѣшники, не радящіе о спасеніи души своей? – Всего болѣе и всего чаще, хотя, по-видимому, жизнь ихъ состоитъ большею частію изъ забавъ и утѣхъ. Даже по всей справедливости можно сказать, что внутреннее недовольство и тайная тоска есть постоянная доля грѣшниковъ. Ибо совѣсть, сколько бы ни заглушали ее, какъ червь точитъ сердце. Внутренній человѣкъ, какъ ни подавляютъ его, всегда мучится и страдаетъ. Невольное, глубокое предчувствіе будущаго суда и воздаянія тревожитъ душу грѣшную, возмущаетъ и огорчаетъ для нея безумныя утѣхи чувственности. Самый закоренѣлый грѣшникъ по временамъ чувствуетъ, что онъ какъ вѣтвь безъ корня, какъ зданіе безъ основанія, что внутри его пустота, мракъ, язва и смерть.

Для міролюбцевъ такое уныніе благо; потому что служитъ призываніемъ и побужденіемъ ихъ къ покаянію. Вмѣсто того, чтобы прогонять это уныніе, какъ болѣзнь, намъ надобно пользоваться имъ какъ врачевствомъ, обращая его въ спасительную печаль по Бозѣ. И пусть не думаютъ, чтобы нашлось для нихъ какое-либо средство къ освобожденію отъ сего духа унынія, пока они не обратятся на путь правды и не исправятъ себя и своихъ нравовъ. Суетныя удовольствія и радости земныя никогда не наполнятъ пустоты сердечной: душа наша пространнѣе всего міра. Напротивъ, съ продолженіемъ времени самыя радости мірскія потеряютъ силу развлекать и обаять душу, и обратятся въ источникъ тяжести душевной и скуки. Между тѣмъ печаль по Бозѣ, сокрушеніе о своей беззаконной жизни современенъ послужатъ къ совершенному исцѣленію отъ всѣхъ болѣзней сердечныхъ; ибо приведетъ за собою правду, миръ и радость о Дусѣ Святѣ.

Господи! Не даждь мнѣ духа, который, вселившись въ Ангела свѣтоноснаго, омрачилъ его и низринулъ навсегда съ неба, – который, возобладавъ прародителями нашими, изгналъ ихъ невозвратно изъ рая; – того духа, коимъ ослѣпленный Фараонъ вопрошалъ: кто есть Богъ, егоже послушаю гласа? (Исх. 5, 2); коимъ прельщенные, Даѳанъ и Авиронъ сошли за свое возмущеніе противъ Моисея во адъ живы; – того духа, который заставлялъ еритиковъ идти противъ власти Церкви, возмутителей и крамольниковъ – терзать нѣдра своего отечества, буйныхъ писателей – сѣять плевелы и порчу нравовъ въ цѣлыхъ поколѣніяхъ; – того духа, который, не смотря на чудовищную величину свою, можетъ вселиться въ самаго малаго человѣка, и въ кого ни вселится, дѣлаетъ его недовольнымъ ничѣмъ, тѣмъ болѣе своимъ состояніемъ.

Въ самомъ дѣлѣ, братіе, отъ духа любоначалія и превозношенія не безопасенъ никто: онъ проникаетъ въ самыя пустыни и заставляетъ иногда людей, отрекшихся отъ всего, искать первенства предъ другими; онъ появляется въ кругу самыхъ юныхъ дѣтей и дѣлаетъ изъ отрока предводителя себѣ подобныхъ, который гордо раздаетъ приказанія, съ завистію смотритъ на соперника, мучится духомъ, если лишается своего начальства. А что сказать о мірѣ и обществѣ человѣческомъ? Тамъ принято даже за правило, что худой тотъ воинъ, который не хочетъ быть военачальникомъ. Вступая на поприще жизни, рѣдкіе не приносятъ съ собою туда видовъ самыхъ честолюбивыхъ, желаній самыхъ непомѣрныхъ. И какъ многимъ не быть зараженными духомъ любоначалія, когда родители и воспитатели сами почитаютъ нерѣдко за долгъ возбуждать его въ юныхъ питомцахъ, почитая это залогомъ, – ихъ будущихъ успѣховъ въ жизни. – Дѣйствительно залогомъ, но чего? Не успѣховъ, а неудачъ, не возвышенія, а паденій самыхъ опасныхъ. Въ самомъ дѣлѣ, возможно-ли всѣмъ достигнуть мѣстъ высокихъ, честей и отличій блистательныхъ? Доля такая по необходимости принадлежитъ не многимъ. А потому для прочихъ покушеніе на нее есть покушеніе почти на невозможное и, слѣдовательно, вредное. Кромѣ того, духъ любоначалія есть вообще самый худой помощникъ въ достиженіи честей и достоинствъ. Ибо человѣкъ, имъ проникнутый, никогда почти не имѣетъ терпѣнія и скромности, столь необходимыхъ для успѣха и въ дѣлахъ земныхъ. Надменный духомъ любоначалія, напротивъ, готовъ бываетъ употребить всѣ средства, чтобы скорѣе достигнуть цѣли; а употребляя ихъ безразсудно, рѣдко не подвергается тяжкимъ паденіямъ. Въ случаѣ неуспѣха и превратности онъ позволяетъ себѣ нескромности, которыя лишаютъ его и того, что онъ имѣлъ. Обыкновенно таковые люди съ обманутымъ честолюбіемъ бросаютъ путь честный и службу общественную и къ сожалѣнію, и дома по честолюбію своему рѣдко находитъ для себя успокоеніе, потому что постоянно ропщатъ отъ своихъ неудачъ и ожесточенія сердечнаго.

Но неужели христіанину вовсе не позволено желать высокихъ достоинствъ? Нѣтъ. Христіанину не запрещено желать всего добраго. Можно желать, когда чувствуешь способность къ тому, и высокаго достоинства; но какъ желать? – Не такъ, чтобы почитать себя одного предназначеннымъ именно къ занятію такого или другаго высокаго званія; не такъ, чтобы, не достигнувъ своего желанія, думать, что уже потеряна вся цѣль жизни, и потому сокрушаться и мучить себя; не такъ, чтобы всѣ средства къ достиженію отличій и достоинствъ почитать законными и позволительными; но такъ, чтобы приготовлять себя къ тому, чтобъ быть ихъ достойнымъ, раскрывать и усовершать въ себѣ всѣ таланты, Богомъ данные, обнаруживать ихъ правильнымъ и общеполезнымъ образомъ, показывать дѣятельность, честность и любовь къ благу общему. Надъ всѣмъ этимъ трудись, сколько угодно; все это похвально не предъ человѣками только, но и предъ Богомъ. А искать усиленно высшихъ мѣстъ и достоинствъ, тѣмъ болѣе употреблять для сего происки и связи, коварство и обманъ, и не достигнувъ желаемаго, поднимать ропотъ, приходить въ малодушіе и отчаяніе, все это совершенно дѣло не христіанское. Христіанинъ спокойно долженъ ожидать званія свыше: приходитъ его чреда, онъ со смиреніемъ исходитъ на поприще, предъ нимъ открывшееся; не приходитъ, – онъ употребляетъ свои способности и познанія въ томъ кругѣ, въ коемъ находится, не пререкая вышнему распоряженію, не упрекая никого въ невниманіи къ себѣ. Ибо будьте увѣрены, Провидѣніе Божіе, даруя кому-либо отличныя способности, всегда само заботится о томъ, чтобы онѣ не остались втунѣ, само открываетъ поприще для употребленія ихъ въ дѣло. Намъ можетъ казаться, что это поприще мало, не по насъ; но если мы, вступивъ на него, дѣлаемъ, какъ должно, свое дѣло, то все благое, въ насъ находящееся, найдетъ сродное себѣ употребленіе и принесетъ плодъ. Сколько вокругъ каждаго стезей добра, еще не проложенныхъ, благихъ подвиговъ, еще не начатыхъ! Осмотрись и, не теряя духа отъ своего невысокаго положенія въ свѣтѣ, начни дѣлать, хотя понемногу и въ маломъ видѣ то, чего не дѣлано никѣмъ: – ты будешь такимъ образомъ первымъ, создашь новое для себя поприще и отличіе, подашь примѣръ самимъ начальникамъ, цѣлому обществу. Стремись, питай и поддерживай, въ себѣ естественное стремленіе къ высокому и великому, которое превыше не только всей земли, но и всего міра. Оно-то именно, хранимое въ чистотѣ и силѣ, и спасало-бы насъ отъ всѣхъ мелкихъ видовъ земнаго честолюбія и устремляло наше сердце и желанія къ той высокой цѣли, которую указываетъ намъ божественное Слово Св. Евангелія. Что можетъ быть выше тѣхъ обѣтованіи, кои въ немъ содержатся? По ученію его, всѣ мы предназначены къ царству со Христомъ, къ владычеству надъ цѣлымъ міромъ, къ высотѣ Ангельской. Вотъ достоинства для всѣхъ и каждаго! Стремись всякій; этого не только никто не запрещаетъ, а напротивъ все къ тому побуждаетъ. Между тѣмъ кто идетъ къ этимъ евангельскимъ высотамъ и восходитъ на нихъ? Худородные вѣка сего, отребіе міра, какъ выражается Апостолъ, то есть люди, удаленные отъ всѣхъ честей и достоинствъ мірскихъ. А люди, находящіеся на высотѣ земнаго величія? Увы! они, прельщенные высотою своею, рѣдко обращаютъ на этотъ предметъ и вниманіе! Съ ними, къ сожалѣнію, бываетъ то же, что съ вершинами высокихъ горъ, которыя, бывъ покрыты снѣгомъ и льдомъ, блещутъ при каждомъ восхожденіи и захожденіи солнца радужными лучами и восхищаютъ взоръ, но постоянно остаются голы и безплодны, безъ всякаго признака жизни.

Имѣя въ виду эти опыты, если рука Провидѣнія поставитъ насъ на высотѣ земныхъ достоинствъ, будемъ стоять тамъ со страхомъ Божіимъ, не забывая своего недостоинства и великихъ обязанностей, на насъ лежащихъ, не прельщаясь своею высотою, и устремляя взоръ ума и сердца постоянно къ почестямъ высшаго званія, къ тѣмъ престоламъ и вѣнцамъ, которые раздаетъ достойнымъ не произволъ человѣческій, а всесвятая и праведная воля Вседержителя. А если Провидѣніе судило намъ оставаться въ низкой долѣ, будемъ стоять въ ней съ благодушіемъ и преданностію, памятуя, что Господь нашъ есть Господь горъ и юдолей (3 Цар. 20, 23), что всѣ мы предназначены къ такой высотѣ, предъ коей все высокое и великое на землѣ есть одинъ призракъ и тѣнь.

Должно быть и празднословіе весьма опасный порокъ, что противъ него молится св. Ефремъ: Духъ празднословія не даждь ми!

И св. Давидъ, какъ мы сами часто слышимъ, постоянно молится ко Господу, говоря: положи, Господи, храненіе устомъ моимъ и дверь огражденія о устахъ моихъ! И премудрый сынъ Сираховъ восклицаетъ молитвенно: кто дастъ ми во уста моя хранилище, и на устнѣ мои печать разумну! (22, 31).

А у насъ, братіе, напротивъ: ничто такъ мало не хранится, какъ слово; ничто такъ праздно не расточается, какъ слово. Тѣ самые, которые могли-бы подавать примѣръ благоразумнаго употребленія слова, то есть, люди одаренные отличнымъ умомъ и познаніями, не рѣдко первые небрегутъ о семъ и подаютъ примѣръ противнаго.

А между тѣмъ за всякое праздное слово, по свидѣтельству Самого Господа нашего, надобно будетъ нѣкогда дать отвѣтъ (Мат. 12, 36). Намъ кажется, что слова наши исчезаютъ въ воздухѣ; а они всѣ, напротивъ, остаются цѣлы, собираются и печатлѣются на день суда и воздаянія. Посему человѣкъ празднословный собственными устами произноситъ будущее осужденіе на самого себя. Малость ли это? Ибо что такое наше слово? Это то, чѣмъ человѣкъ видимо и преимущественно отличенъ отъ всѣхъ тварей, его окружающихъ. Это главный признакъ и главное средство нашего владычества надъ міромъ. Чего не производило слово, человѣческое въ чистомъ его видѣ, какъ оно было у святыхъ Божіихъ человѣковъ! Останавливало солнце, заключало и отверзало небо, воскрешало мертвыхъ. Это проводникъ нашихъ взаимныхъ мыслей, чувствъ, нуждъ, радостей и печалей, предпріятій и усовершенствованій. Словомъ связуется у насъ таинственно прошедшее съ настоящимъ, настоящее съ будущимъ; приходятъ въ тѣсное сообщеніе тѣ, которые никогда не видали другъ друга. Отымите слово у людей: и все остановится въ мірѣ человѣческомъ. Какъ же дѣлать ядовитою ту златую цѣпь, которая связуетъ все человѣчество?

Обратите еще вниманіе на послѣдствія слова человѣческаго. Всякое слово, исшедшее изъ устъ вашихъ, никогда уже не возвратится къ вамъ: нѣтъ, оно пойдетъ по умамъ и устамъ, по годамъ и вѣкамъ; произведетъ неисчислимое множество мыслей и чувствъ, дѣяніи и поступковъ; и, разросшись въ огромное древо, обремененное всякаго рода плодами по роду и виду его, срѣтится съ нами на судѣ страшномъ.

Замѣтьте то, что по словамъ нашимъ во первыхъ всѣ судятъ о насъ; уста наши доставляютъ намъ или уваженіе, или вселяютъ къ намъ отвращеніе и презрѣніе. Премудрый, замѣчаетъ древній мудрецъ, въ словеси любезна сотворитъ себѣ; а умножаяй словеса мерзокъ будетъ (Сир. 20, 8. 13). Празднословіе терпится иногда для развлеченія, но никогда не заслужитъ уваженія. Если васъ слушаютъ, когда вы говорите пустое, и не показываютъ отвращенія; то будьте увѣрены, что сего отвращенія нѣтъ только на лицѣ слушающихъ, а въ сердцѣ оно у многимъ. Благоразумно ли же не дорожить тѣмъ, отъ чего зависитъ наша честь или безчестіе, любовь или нерасположеніе къ намъ всѣхъ и каждаго?

Не должно наконецъ опуститъ безъ особеннаго вниманія и того, что замѣтилъ св. Іаковъ: аще кто въ словѣ не согрѣшаетъ, сей силенъ обуздать и все тѣло (Іак. 3, 2): это естественная награда за обузданіе нашего языка. Привыкшій, напротивъ, грѣшить въ словѣ, скоро начнетъ грѣшить и въ жизни. Въ самомъ дѣлѣ, кто худой правитель и судья? Человѣкъ празднословный. Кто худой исполнитель приказаній начальниковъ? Человѣкъ празднословный. Кто худой отецъ, сынъ, другъ? Человѣкъ празднословный. Кто худая мать семейства? Жена празднословная. Гдѣ источникъ пересудъ, кдеветъ, ссоръ? Въ устахъ жены празднословной. По всему этому не дивитесь, братіе, что слово Божіе такъ строго преслѣдуетъ празднословіе, и угрожаетъ судомъ за слова не только худыя, но и праздныя. Это къ нашей истинной пользѣ: ибо слово наше губитъ насъ.

Какъ же, спросите, должно употреблять слово, чтобы оно не послужило нѣкогда къ нашему осужденію? Употреблять его, во-первыхъ, съ крайнею бережливостію, какъ того требуетъ высокое происхожденіе слова, великое назначеніе его въ мірѣ, и крайне важныя дѣйствія его на другихъ людей и на насъ самихъ. Употреблять, во-вторыхъ, на предметы того достойные, во славу Божію, на пользу ближнихъ и къ нашему усовершенствованію, и никакъ не употреблять на предметы срамные, на мысли нечестивыя, на чувства зловредныя; не употреблять на ложь и обманъ, на клевету и ябеду, на брань и ссору. Въ-третьихъ, наблюдать за употребленіемъ своего слова и по временамъ требовать у себя отчета въ немъ, – всего лучше отходя ко сну, ежедневно. Въ-четвертыхъ, обращаться съ молитвою къ Господу, чтобы Онъ Самъ положилъ храненіе устамъ нашимъ, Самъ ограждалъ насъ Своею благодатію отъ духа празднословія, который съ такою свирѣпостію заражаетъ нынѣ всю вселенную. Ибо, если святые Божіи человѣки, Давиды, Сирахи, Ефремы не видѣли въ себѣ самихъ достаточныхъ силъ на сраженіе съ симъ обольстительнымъ и зловреднымъ духомъ: то намъ ли ожидать побѣды надъ нимъ безъ помощи свыше?

Далѣе св. Ефремъ Сиринъ, великій знатокъ нашего сердца, проситъ для насъ у Бога нѣкоторыхъ добродѣтелей, особенно, нужныхъ христіанамъ и прежде всего цѣломудрія.

Если какой духъ, то духъ цѣломудрія долженъ быть испрашиваемъ свыше: ибо для сохраненія сей добродѣтели надобно сражаться съ собственною природою.

Кромѣ общей, какъ можно чаще повторяемой, молитвы о дарованіи духа цѣломудрія, у того, кто хочетъ быть цѣломудреннымъ, по совѣту св. мужей, должна быть всегда на готовѣ краткая молитва частная – на случай искушеній грѣховныхъ. – А именно, когда почувствуешь, говорятъ они, что въ сердцѣ твоемъ – отъ видѣнія ли, отъ слуха ли, или само собою – возраждается нечистое плотское вожделѣніе; то устреми тотчасъ мысль ко Христу съ молитвою о помощи и держи тамъ ее, доколѣ не получишь подкрѣпленія. Отвративъ такимъ образомъ вниманіе свое отъ искры грѣховной, запавшей въ твое сердце, ты симъ самымъ какъ бы потушишь ее въ себѣ.

Послѣ молитвы ничто такъ не ограждаетъ цѣломудріе, какъ постъ и труды. Въ самомъ дѣлѣ, отними изъ-подъ котла хворостъ, и угаснетъ огонь; отними у тѣла роскошныя яства и сытость, и угаснетъ вожделѣніе чувственности. Обремененному трудами тѣлу не до страстныхъ движеній: оно ищетъ тогда покоя и тишины. Праздность, напротивъ, и нѣга суть неизсякаемый источникъ сладострастія. Посему думающій сохранить цѣломудріе среди пресыщенія и роскоши подобенъ тому, кто-бы, возлежа среди болота, надѣялся остаться чистымъ.

Равнымъ образомъ желающему хранить чистоту души и тѣла необходимо избѣгать всѣхъ случаевъ, гдѣ она видимо можетъ подлежать очерненію; а для сего, по примѣру св. Іова, должно положить завѣтъ съ очами, слухомъ и всѣми чувствами своими. Ибо не напрасно Пророкъ чувства наши называетъ окнами, чрезъ кои входитъ въ нашу душу смерть. Всѣ грѣхи любятъ входить сими окнами; но ничто такъ часто не входитъ ими, какъ похоть плоти: посему и надобно блюсти сіи окна и не отверзать ихъ безразсудно. А когда уже нельзя, почему либо, не видѣть и не слышать соблазновъ; то на таковые случаи надобно имѣть противуядіе духовное. Такимъ средствомъ во время окружающаго соблазна, кромѣ сердечной молитвы, можетъ служить устремленіе мысли ко Кресту Христову и Его пречистымъ язвамъ, или къ собственному гробу и смерти. Такимъ образомъ ядъ соблазна обезсиливается вѣрно и скоро.

Этими и подобными средствами должны мы ограждать себя, братіе, отъ нападеній плотскихъ помысловъ. Ибо побѣдить непремѣнно нужно; потому что Богъ призвалъ насъ, какъ учитъ Апостолъ, не на нечистоту, а во святость (1 Сол. 4, 7). Ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодѣи, утверждаетъ онъ же, Царствія Божія не наслѣдятъ (1 Кор. 6, 9).

Будемъ же первѣе всего хранить въ чистотѣ свое сердце, возлюбленные, чтобы сохраненное отъ похоти сердце сохранило и тѣло наше отъ нечистоты.

Но что же дѣлать тому, кто имѣлъ несчастіе поработить себя плотской страсти и связанъ навыкомъ грѣховнымъ? То же, возлюбленные, что дѣлаемъ мы, будучи повержены въ какую-либо глубокую и крутую пропасть: осмотрѣвши свое положеніе, оградивъ себя крестомъ Христовымъ, призвавъ на помощь Бога и Ангела Хранителя, начать выходить изъ пропасти; – стараться, если то нужно, руками и ногами, но восходить; – засыпаться падающею землею и камнями, но восходить; – чувствовать уязвленіе и боль во всѣхъ членахъ тѣла, но восходить; – обрываться по временамъ и падать, но опять восходить. Когда будемъ поступать такимъ образомъ и употребимъ съ своей стороны все, что можно; то будемъ увѣрены, въ насъ явится сила и мужество непреодолимыя; невидимая рука поддержитъ насъ, а вѣроятно явится и видимая помощь, посланная отъ Того, Кто оставляетъ девятьдесятъ и девять овецъ и ищетъ въ горахъ единой – заблудшей.

Другая добродѣтель, о коей молится Св. Ефремъ, есть смиренномудріе. Что можетъ быть любезнѣе сей добродѣтели? И Самъ Господь свидѣтельствуетъ о Себѣ: на кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словесъ моихъ? И мы сами не чувствуемъ ли особеннаго, удовольствія, когда намъ доводится имѣть дѣло, или встрѣтиться съ человѣкомъ истинно смиренномудрымъ, особенно когда онъ украшенъ способностями?

Но насъ ничто не трогаетъ и не можетъ привлечь къ смиренію, ни слово Божіе, ни опытъ. Гордиться, высокоумствовать, почитать себя лучше другихъ, презирать подобныхъ себѣ, искать первенства, отличій, все это сдѣлалось для насъ какъ бы нѣкою необходимостію. Отчего? Отъ незнанія самихъ себя, отъ необращенія вниманія на свои недостатки. Кто знаетъ хорошо самого себя, тотъ, какими бы ни обладалъ талантами, всегда будетъ смиренномудръ, потому что, при всѣхъ совершенствахъ нашихъ, въ насъ всегда есть множество недостатковъ, слѣдовательно и причинъ къ смиренію какъ естественныхъ, такъ и отъ насъ зависящихъ.

Если, бросить хотя бѣглый взглядъ на наши недостатки нравственные, вспомнить о вольныхъ и невольныхъ грѣхопаденіяхъ нашихъ; то откроется неизсякаемый источникъ побужденій къ смиренію для всякаго. Ибо сколько у каждаго обязанностей не выполненныхъ, или выполненныхъ нерадиво! Сколько случаевъ къ добру, опущенныхъ неразумно, или употребленныхъ на добро, но своекорыстно и только отчасти! Сколько прямыхъ и. очевидныхъ худыхъ наклонностей и мрачныхъ дѣлъ! Тѣмъ болѣе сколько порочныхъ мыслей и чувствъ! Стоитъ только, хотя по временамъ, заглядывать въ свое сердце, пересматривать свитокъ своихъ мыслей, чувствъ и дѣяній; и всякъ увидитъ, какъ онъ еще малъ духомъ и нечистъ сердцемъ, какъ далекъ отъ того, чѣмъ могъ и долженъ быть.

У кого же учиться смиренномудрію? всего менѣе у мудрости земной. Разумъ по натурѣ своей, какъ замѣчаетъ св. Павелъ, кичитъ, то есть надмѣваетъ и располагаетъ къ гордости и величанію; одна, любовь чистая созидаетъ, – смиряя, соединяя, утверждая. Всего лучше учиться добродѣтели смиренномудріи у святыхъ Божіихъ человѣковъ, которые оставили намъ величайшіе образцы смиренія, какъ напримѣръ Авраамъ, который, удостоившись чрезвычайныхъ откровеній и великаго названія другомъ Божіимъ, не преставалъ называть себя землею и пепломъ; святой Давидъ, коему ни санъ Царя, ни званіе Пророка, не воспрепятствовали сказать о себѣ: азъ есть червъ, а не человѣкъ, поношеніе человѣковъ; св. Павелъ, который, будучи первымъ изъ Апостоловъ по трудамъ, смиренно исповѣдуетъ, что онъ есть первый изъ грѣшниковъ. Но, чтобы мы охотнѣе учились сей трудной для нашего самолюбія добродѣтели, то учителемъ смиренномудрія взялся быть для насъ Самъ Господь и Спаситель нашъ. Научитеся, говоритъ Онъ, отъ мене, яко кротокъ есть и смиренъ сердцемъ. Какого не оставилъ Онъ намъ урока, какого не подалъ примѣра въ смиреніи? При самомъ вступленіи въ міръ нашъ, Онъ, какъ Владыка и Господь всяческихъ, могъ бы окружить колыбель Свою, если не роскошью, то удобствомъ; но гдѣ раждается Онъ? въ вертепѣ. На чемъ возлегаетъ Рожденный? въ ясляхъ. Иродъ воздвигаетъ на Него лютое гоненіе, Его жизнь въ опасности: чтобы послать противъ гонителя хотя единаго изъ тѣхъ дванадесяти легіоновъ Ангелъ, кои, готовы были всегда къ исполненію Его велѣній? – Но Онъ, гонимый, смиренно спасаетъ жизнь Свою бѣгствомъ во Египетъ. – Іоаннъ исходитъ на Іорданъ проповѣдывать покаяніе и совершаетъ крещеніе во оставленіе грѣховъ: тутъ ли мѣсто Тому, Кто не сотворилъ ни единаго грѣха, и для того пришелъ на землю, чтобы истребить всякій грѣхъ правдою Своею? – И что подумаютъ, если безгрѣшный будетъ просить сего крещенія и получитъ его? – Но Господь проситъ крещенія, и пріемлетъ его смиренно отъ Своего Предтечи. – А на Голгоѳѣ? Здѣсь уже не примѣръ, а можно сказать, чудеса смиренія, предъ коими всѣ наши подвиги и опыты въ смиреніи суть ничто.

Итакъ, нѣтъ нужды намъ много думать, кого избрать себѣ наставникомъ и образцомъ смиренія: имъ да будетъ для насъ Самъ Господь и Спаситель нашъ. Для сего предадимъ себя Ему всецѣло, какъ малое дитя предается учителю, и будемъ слушать, что Онъ начнетъ внушать намъ, будучи увѣрены, что Онъ подастъ намъ и силы на самомъ дѣлѣ быть нѣкіими ему подражателями.

Кромѣ указанныхъ добродѣтелей св. Ефремъ Сиринъ проситъ о дарованіи намъ добродѣтели терпѣнія. Всѣ мы такъ или иначе – страдаемъ; потому каждому нуженъ духъ мужества и терпѣнія, чтобы не поникнуть подъ печалію, не предаться малодушію и ропоту.

Но гдѣ взять сего духа терпѣнія? въ собственномъ сердцѣ? Ахъ, оно первое отрекается терпѣть, бьется безпокойно при маломъ неудовольствіи, ропщетъ и стонетъ отъ боли – при сильной напасти. Въ своемъ разсудкѣ? Онъ готовъ по временамъ смотрѣть холодно на бѣдствія, но только по временамъ: и что изъ его холоднаго взгляда? – новая туга въ душѣ; новая тяжесть въ сердцѣ. – У подобныхъ себѣ людей? Но, во-первыхъ, у каждаго есть свое горе; притомъ люди способнѣе раздѣлять съ нами радости, нежели скорби наши и, раздѣляя скорби наши, способнѣе съ нами плакать, нежели осушать наши слезы. Въ обстоятельствахъ жизни? Изъ нихъ-то болѣе возникаютъ наши огорченія, наши печали и бѣдствія; взглядъ на міръ человѣчеокій самый слабый утѣшитель.

Такимъ образомъ мысль человѣка скорбящаго, какъ голубица Ноева, не находя нигдѣ, ни внутри, ни внѣ себя, мѣста для успокоенія, естественно стремится къ небу. – Внутреннее, ничѣмъ не загдушимое чувство говоритъ каждому, что тамъ – горѣ есть сила для укрѣпленія всякой немощи, есть радость, способная изгнать всякую печаль, есть жизнь, которая вовсе не знаетъ смерти и тлѣнія. Но молитву о терпѣніи имѣетъ право приносить только тотъ, кто терпитъ за правду, или для правды. Господи и Владыко живота моего, духъ терпѣнія даруй рабу Твоему! – можетъ сказать непостыдно человѣкъ, обремененный семействомъ и бѣдностью, – да не возропщу отъ тяжелаго жребія моего, да возмогу трудами рукъ моихъ воспитать дѣтей моихъ, томимый нуждою да не простру своихъ рукъ къ обману и хищенію. Сію молитву. можетъ непостыдно сказать человѣкъ, облеченный высокою властію и достоинствомъ, – да возмогу проходить, какъ должно, великое служеніе мое, ничего не забывая и не оставляя, что служитъ ко благу общему, да понесу съ благодушіемъ всю тяжесть пререканій человѣческихъ, да буду всѣмъ вся, не жалѣя ни силъ, ни покоя моего, не смущаясь никакими трудностями и неудачами. Такъ можетъ сказать слуга, желающій служить господину своему по-христіански, да возмогу безъ ропота переносить прихоти и жестокость моего владыки, да не соблазнюсь худыми примѣрами роскоши и грѣха, коими окруженъ я, да не опущу никогда изъ виду той вѣчной награды, которую обѣщалъ Ты всѣмъ вѣрнымъ слугамъ въ Царствіи Твоемъ. Такъ можетъ говорить самый послѣдній изъ преступниковъ, когда онъ, возненавидѣвъ прежній путь беззаконія, испрашиваемый даръ терпѣнія рѣшился употребить на благодушное перенесете заслуженнаго наказанія, на побѣжденіе въ себѣ навыка ко грѣху, на очищеніе своей жизни и совѣсти подвигами покаянія и благихъ дѣлъ. Всѣ таковые и имъ подобные да просятъ смѣло духа терпѣнія и могутъ быть увѣрены, что имъ не будетъ отказано. Ибо если что угодно предъ Господомъ и Владыкою живота нашего, то это наша готовность переносить страданія и искушенія. Таковыхъ Онъ никогда ни оставитъ Своею помощью. Самъ Онъ, вмѣсто предлежащія Ему радости, претерпѣвшій Крестъ (Евр. 12, 2). да укрѣпитъ насъ своею милостію и щедротами ко благу нашему и ко спасенію души нашей!

Что же это такое за любовь, о которой далѣе молится св. Ефремъ? Очевидно не та, что господствуетъ въ мірѣ; ибо міръ исполненъ любовію, но какою? Все, еже въ мірѣ, говоритъ Апостолъ, есть похоть плотская, похоть очесъ и гордость житейская (1 Іоан. 2, 16). Сія нечистая любовь не успокоиваетъ, а раздражаетъ, не созидаетъ, а превращаетъ; отъ сей любви рушится тишина и благо семействъ; стонутъ веси и грады; льется иногда рѣкою кровъ человѣческая. Это та любовь, которая, по слову Апостола, долготерпитъ, милосердствуетъ, не завидитъ, не превозносится, не гордится, не безчинствуетъ, не ищетъ своихъ си, не раздражается, не мыслитъ зла, не радуется о неправдѣ, радуется же о истинѣ: вся покрываетъ, всему вѣру емлетъ, вся уповаетъ, вся терпитъ, николиже отпадаетъ (1 Кор. 13, 4-8).

Господи и Владыко живота моего, духъ сей любви даруй ми, рабу Твоему! Даруй, да не увлекусь всемірнымъ потокомъ самолюбія и зависти, да возмогу любить всѣхъ, кого Ты любишь такъ, какъ Ты любишь, не тою мірскою любовію, которая во всемъ ищетъ своихъ си, а любовію возлюбленнаго Сына Твоего, которая готова положить душу за братію, тѣмъ болѣе умѣетъ сносить всѣ недостатки ближняго и оскорбленія, готова прощать и любить самыхъ враговъ своихъ! Ожидая и испрашивая у Господа такой любви, мы, братіе, и сами не должны оставаться въ бездѣйствіи, а уготовлять души и сердца свои, какъ свѣтильники, къ тому, чтобы огонь небесный, сошедъ на нихъ отъ Духа Святаго, могъ удобно воспламенитъ ихъ, ибо доколѣ сей огнь не низойдетъ на насъ, душа наша можетъ теплѣть, разгорячаться, даже дымиться такъ сказать, любовію; но никогда не произведетъ изъ самой себя чистаго, постояннаго и неугасающаго пламени любви Христовой.

Даруй намъ, Господи, зрѣти наши прегрѣшенія и не осуждати брата. Что бы казалось легче и естественнѣе для человѣка, какъ зрѣть собственныя свои прегрѣшенія? – Но, видно, это не собственность наша, а даръ, и даръ не малый, когда его проситъ для себя и такой великій Подвижникъ, какъ св. Ефремъ. Подлинно, сей даръ нисходитъ только свыше, и весьма нуженъ для всѣхъ и каждаго. Во всѣхъ насъ есть какое-то непостижимое отвращеніе отъ того, чтобы зрѣть свои прегрѣшенія. Можетъ быть, это знакъ, что грѣхъ не свойствененъ природѣ нашей; но во всякомъ случаѣ это крайне пагубно для насъ: ибо какъ я займусь исправленіемъ своей жизни, если не знаю, что во мнѣ худого и въ чемъ состоятъ грѣхи мои? – О семъ-тο однакоже познаніи менѣе всего заботятся. Тутъ оставляетъ человѣка даже врожденное ему любопытство, такъ что вы найдете множество людей, кои, подобно Соломону, пересмотрѣли все отъ кедра до ѵссопа и ни разу не разсматривали самихъ себя хотя столько, какъ они разсматриваютъ какое-либо насѣкомое или травку. Судя по сему можно бы даже подумать, что человѣкъ ненавидитъ себя и потому не хочетъ знать. Между тѣмъ онъ любитъ себя болѣе всего, и во всемъ ищетъ только себя, все относитъ къ себѣ видимо, непрестанно занимается собою: но разсматривать свой характеръ, поведеніе, свое сердце и совѣсть, къ этому нѣтъ у человѣка охоты; въ семъ отношеніи онъ готовъ заняться чѣмъ угодно, только бы не самимъ собою; готовъ дни и недѣли проводить надъ разбираніемъ самыхъ маловажныхъ вещей, только бы не быть принужденнымъ бесѣдовать съ своеѣ совѣстію.

Въ самомъ дѣлѣ, много ли употребляемъ мы времени на испытаніе своей совѣсти даже предъ исповѣдію, когда нужно бываетъ дать предъ служителемъ алтаря, или иначе предъ Самимъ Спасителемъ нашимъ, отчетъ въ нашемъ поведеніи, и выслушать приговоръ съ разрѣшеніемъ или осужденіемъ насъ на всю вѣчность? – Много если употребляемъ на сіе важнѣйшее дѣло нѣсколько часовъ. А сколько часовъ, дней, недѣль, мѣсяцевъ употребляется нами на предметы самые не важные для души и совѣсти, на мелкіе счеты и отчеты по хозяйству и т. д. Напрасно слово Божіе непрестанно повторяетъ намъ, что душа наша безконечно важнѣе тѣла, и что если погубимъ душу, то ничто не поможетъ, хотя бы пріобрѣли цѣлый міръ; напрасно Пастыри и Учители Церкви внушаютъ намъ, что не надобно пренебрегать грѣховныхъ ранъ сердца, что онѣ, оставленныя безъ вниманія, содѣлаются неисцѣлимыми и причинятъ смерть душѣ; напрасно внутренній человѣкъ нашъ, брошенный безъ помощи, подъемлетъ иногда главу и стонами своими напоминаетъ намъ, что внутрь насъ смерть и пагуба: мы глухи и слѣпы ко всѣмъ симъ внушеніямъ и указаніямъ. Пусть лучше останется для меня въ неизвѣстности все, что происходитъ въ свѣтѣ, но да не останется невѣдомымъ то, что совершается въ моемъ сердцѣ и совѣсти, какъ падаю и какъ долженъ возставать отъ паденія я самъ.

При пагубной невнимательности къ себѣ и состоянію души своей, въ человѣкѣ есть другая крайность – несчастная наклонность къ осужденію своихъ ближнихъ.

Неудивительно, если истинно добрый христіанинъ, чувствуя на ряду съ другими въ падшей природѣ своей наклонность къ осужденію ближняго, и видя невозможность самому собою всегда удерживать языкъ отъ злорѣчія, обращается съ молитвою къ Господу о томъ, чтобы ему дарована была благодать – зрѣти своя прегрѣшенія и не осуждати брата своего! Довольно, Господи, съ меня моихъ собственныхъ грѣховъ и язвъ внутреннихъ, которыя еще не осмотрѣны, не исчислены, остаются безъ уврачеванія и со дня на день дѣлаются глубже и неизцѣльнѣе; а до грѣховъ чужихь, коль скоро согрѣшающіе не зависятъ отъ меня, какая мнѣ нужда? Есть у нихъ свой судія и вмѣстѣ врачъ, твоя правда и твоя любовь! Сколько грѣшниковъ посредствомъ покаянія содѣлались людьми святыми! Можетъ быть, и осуждаемые мною уже престали отъ грѣха, давно начали свое покаяніе и оправданы благодатію Твоею: а я буду продолжать преслѣдовать ихъ злорѣчіемъ и, подобно діаволу, клеветать на нихъ, теперь уже невинныхъ и оправданныхъ Тобою! – Да сохранитъ меня отъ сего благодать Твоя, и да подастъ вмѣсто осужденія ближняго, зрѣти моя прегрѣшенія, зрѣть не холоднымъ окомъ чуждаго зрителя, а какъ взираютъ на свою нищету, на свои раны, на собственную смерть, зрѣть и плакать о зримомъ, зрѣть и врачевать гнилость души, зрѣть и употреблять всѣ средства не впадать въ новые грѣхи и въ новую пагубу!

Кончилась, братіе, молитва св. Ефрема Сирина. Предъ нами теперь по мѣрѣ силъ изображены пороки, которые безобразятъ душу нашу и которыхъ потому всемѣрно надобно избѣгать христіанину; изображены и добродѣтели, кои могутъ украсить все существо наше, кои потому самому надобно, во что бы то ни было, стяжать и хранить до конца жизни. Быть не можетъ, чтобы собственная совѣсть наша не говорила намъ, что и въ насъ, какъ и въ прочихъ людяхъ, есть сіи пороки, и немалый недостатокъ въ сихъ добродѣтеляхъ. Не должно ли послѣ сего, – если мы не почитаемъ за ничто пороковъ и добродѣтелей, – принять всевозможныя мѣры къ искорененію въ насъ первыхъ, и къ насажденію и укрѣпленію послѣднихъ? – Итакъ, кто любилъ доселѣ празднословить и кощунствовать, да научится отселѣ полагать словамъ своимъ вѣсъ и храненіе устамъ. А кто любилъ предаваться праздности и губилъ драгоцѣнное время въ забавахъ, да изыщетъ полезное, сродное своему состоянію и способностямъ занятіе. Кто увлекался слѣпо мечтами честолюбія, да возлюбитъ смиреніе и престанетъ гоняться за призракомъ хвалы мірской. Кто привыкъ встрѣчающіяся въ жизни искушенія встрѣчать ропотомъ и жалобами на свою судьбу, да встрѣчаетъ ихъ отселѣ преданностію волѣ Божіей, какъ врачевство полезное для души. Кто забывалъ свои грѣхи и любилъ смотрѣть на чужіе недостатки, да престанетъ видѣть сучецъ въ очесѣ брата, и да научится извлекать бревно изъ собственнаго глаза. Господъ же Милосердый да даруетъ намъ силу вступить на сей спасительный путь добродѣтелей и шествовать въ жизни своей безъ преткновенія! О семъ не престанемъ молить Его безмѣрную благость!



Передѣлано для внѣбогослужебныхъ чтеній изъ сочиненія Иннокентія Архіепископа Херсонскаго и Таврическаго.


_________________________________
«Астраханcкія Епархіальныя Вѣдомости». 1896. Отд. Неофф. № 3. С. 123-131; № 4. С. 184-192; № 5. С. 245-249.

На главную