Характеръ вопроса, поставленнаго нами въ заголовкѣ настоящей статьи, требуетъ отъ насъ нѣкоторыхъ предварительныхъ объясненій, которыми мы и займемся, прежде чѣмъ рѣшать самый этотъ вопросъ.

Вопросы права, не исключая и самыхъ общихъ изъ нихъ, представляютъ не одинъ только спеціально академическій, теоретико-научный интересъ; напротивъ, они должны интересовать собою и людей жизни, не имѣющихъ ближайшаго отношенія къ наукѣ. Положеніе это не требуетъ особыхъ доказательствъ, такъ какъ для каждаго должно быть очевиднымъ то, что человѣкъ, желающій поступать правильно, нуждается въ нормахъ, или общихъ правилахъ для своей жизнедѣятельности; нормы же эти и даютъ содержаніе для науки права.

Что справедливо относительно вопросовъ права вообще, то въ частности приложимо и къ вопросамъ права церковнаго. Къ сожалѣнію, паша каноническая литература слишкомъ небогата изслѣдованіями вопросовъ церковнаго права подобнаго рода; здѣсь замѣчается узко практическое направленіе, занимающееся разработкой такихъ каноническихъ вопросовъ, которые имѣютъ ближайшее отношеніе къ духовно-пастырской практикѣ. Замѣчательно при этомъ, что такимъ же точно узко практическимъ характеромъ отличается и семинарская наука, долженствующая хотя отчасти замѣнять изгнанную изъ круга семинарскихъ предметовъ науку церковнаго или каноническаго права.

Сдѣлаемъ теперь нѣсколько замѣчаній относительно важности вопроса о законодательной власти Христовой церкви.

Вопросъ этотъ является однимъ изъ важнѣйшихъ вопросовъ науки и жизни. Принадлежитъ ли церкви Христовой власть вообще и законодательная власть — въ частности? Имѣетъ ли церковь право, основываясь на своей власти, издавать обязательныя для всѣхъ членовъ, ее составляющихъ, постановленія, т. е. законы, нормирующіе и регулирующіе порядокъ церковной жизни? Если, наконецъ, законодательная власть принадлежитъ церкви, то чрезъ посредство какого органа церковь проявляетъ эту власть на практикѣ?

Вотъ вопросы, касающіеся законодательной власти церкви Христовой, отъ того или иного рѣшенія которыхъ зависитъ, съ одной стороны, существованіе самой науки церковнаго нрава, и рѣшеніе которыхъ стоитъ, съ другой стороны, въ связи съ рѣшеніемъ такого жизненнаго вопроса, какъ вопросъ о томъ, каковы должны быть отношенія между церковію и государствомъ, и насколько нормальны отношенія, существующія между ними въ дѣйствительности.

Разъ мы рѣшимъ, что церкви Христовой не принадлежитъ власть законодательная, наука церковнаго права потеряетъ для насъ резонъ своего самостоятельнаго существованія на ряду съ наукою государственнаго права; противоположное же рѣшеніе этого вопроса даетъ основанія для выдѣленія церковнаго права изъ чуждой ему области права государственнаго въ особую науку.

Съ другой стороны, если мы откажемъ церкви Христовой въ законодательной власти, то вмѣстѣ съ тѣмъ подчинимъ церковное общество законодательству государственному и допустимъ такимъ образомъ господство государства надъ церковію Христовой; положительное же рѣшеніе вопроса о принадлежности законодательной власти церкви дастъ намъ основанія для изъятія церковно-правовой области изъ компетенціи государственной власти.

Наше собственное православное сознаніе подсказываетъ намъ положительное рѣшеніе поставленнаго нами вопроса, такъ что въ дальнѣйшемъ изложеніи для насъ дѣло будетъ заключаться лишь въ догматическомъ и научномъ обоснованіи указаннаго рѣшенія. Въ заключеніе же мы постараемся разобрать отрицательный взглядъ по данному вопросу, принадлежащій г. Н. Суворову, профессору церковнаго права въ одномъ изъ высшихъ юридическихъ заведеній Россіи.



I.

Принадлежитъ ли церкви Христовой власть вообще и законодательная власть — въ частности?

Власть въ частнѣйшемъ смыслѣ этого слова принадлежитъ каждому человѣку въ отдѣльности, какъ способность или свобода такого или иного дѣйствованiя. Но, кромѣ этой индивидуальной власти, принадлежащей каждому отдѣльному человѣку, есть еще власть публичнаго характера, нормирующая и регулирующая жизненный строй и порядокъ не для одного только человѣка, но для цѣлаго общества людей. Послѣдняя власть уовояется обыкновенно одному или нѣсколькимъ лицамъ, находящимся во главѣ общества и дающимъ для жизни членовъ даннаго общества общеобязательныя правила, т. е. законы. Необходимость такой власти вытекаетъ изъ непобѣдимаго и непреодолимаго стремленія, живущаго въ душѣ каждаго человѣка, — стремленія къ общенію съ подобными ему существами. Кромѣ того, въ душѣ каждаго человѣка живетъ еще стремленіе къ общенію съ Существомъ Высочайшимъ. Первому изъ этихъ стремленій удовлетворяетъ союзъ гражданскій, или государство, а второму — союзъ религіозный, или церковь.

Такамъ образомъ, власть общественную мы должны различать какъ власть государства и какъ власть церкви.

Уже изъ сказаннаго видно все отличіе и независимость власти церковной отъ власти государственной. Но для большаго раскрытія и уясненія этого отличія и этой независимости обратимся къ разсмотрѣнію самаго существа и задачи церкви по сравненію ихъ съ существомъ и задачами государства.

По существу своему церковь Христова является универсальнымъ, цѣлое человѣчество охватывающимъ, религіознымъ союзомъ и, какъ таковая, выходитъ за предѣлы всякаго земнаго государства и всякаго вообще гражданскаго общенія людей. Церковь Христова чужда того узкаго націонализма, которымъ характеризуется всякое гражданское общество и котораго въ большей или меньшей степени не чужды нехристіанскія религіи. Таковы были всѣ религіи языческой древности. Въ особенности это надо сказать о языческой римской религіи, которая была въ полномъ смыслѣ учрежденіемъ національнымъ, государственнымъ и въ этомъ смыслѣ не могла, конечно, существовать на ряду съ государствомъ въ качествѣ самостоятельнаго общества, имѣющаго свой укладъ жизни, свои цѣли и свои задачи. Христіанство же есть религія общенародная, всемірная, и потому церковь Христова не можетъ стать учрежденіемъ чисто національнымъ.

Церковь Христова, далѣе, не есть только явленіе, возникшее историческимъ путемъ, и потому она не можетъ ограничиться выполненіемъ задачъ и цѣлей временныхъ. Христіанская церковь удовлетворяетъ, конечно, религіозныя потребности людей, но не въ этомъ существенная задача или цѣль ея существованія на землѣ; задача церкви простирается гораздо дальше нашего земнаго существованія. Такою задачею церкви Христовой является спасеніе всего міра, всѣхъ народовъ. «Евангеліе о царствѣ (т. е. царствѣ Божіемъ, небесномъ), сказалъ Господь Іисусъ Христосъ, «будетъ проповѣдано во свидѣтельство всѣмъ народамъ» (Мѳ. XXIV гл., 14 ст.).

Потому-то церковь Христова не можетъ слиться съ государствомъ, какъ обществомъ чисто національнымъ, преслѣдующимъ цѣли, которыя создаются потребностями самого человѣка, потребностями ограниченными и временными.

Религіи языческія не отличаются существенно въ этомъ отношеніи отъ государства. Задачею всякой языческой религіи является снисканіе земнаго благополучія для исповѣдующихъ эту религію, — снисканіе, совершающееся посредствомъ жертвоприношеній и другихъ обрядовъ язычества, носящихъ чисто внѣшній характеръ.

Тоже земное благополучіе своихъ членовъ имѣетъ въ виду и всякое государство. Неудивительно поэтому, что напр. римская языческая религія не имѣла своей особой организаціи, — организаціи, отличной отъ организаціи римскаго государства и подобной той, какая принадлежитъ церкви Христовой. Мы видимъ, что въ римскомъ государствѣ управленіе религіозными дѣлами совершенно сливалось съ управленіемъ дѣлами государственными, носившими чисто гражданскій характеръ. Это управленіе, по словамъ профессора И. Будникова, «было въ вѣдѣніи и распоряженіи государственныхъ властей, какъ составная часть управленія государствомъ». («Государственное положеніе религіи въ римско-византійской имперіи». Казань, 1881 г., т. 1-й, стр. 431).

Бъ частности, «право законодательства въ дѣлѣ религіи принадлежало тѣмъ же государственнымъ властямъ, которыя распоряжались и всѣмъ государственнымъ законодательствомъ вообще». («Государственное положеніе религіи», стр. 314).

Церковь же Христова явилась на землѣ не за тѣмъ, чтобы соединиться съ государствомъ въ его заботахъ и попеченіяхъ о земномъ благополучіи людей. У нея есть своя цѣль и своя задача, какъ мы уже сказали объ этомъ выше. Для выполненія то этой своей существенной задачи — спасенія людей, — задачи совершенно отличной отъ задачи государства, церковь Христова нуждается въ особомъ устройствѣ, которое бы регулировало функціи отдѣльныхъ церковныхъ органовъ. У церкви и есть въ дѣйствительности своя особая организація, организація устойчивая и положительная; у нея есть своя власть, простирающаяся на извѣстную область, и есть свой законъ, устанавливающій и регулирующій порядокъ и строй жизни религіозной. Власть и законъ церкви Христовой имѣютъ такимъ образомъ особый кругъ предметовъ, на который они простираются. Въ кругъ этихъ предметовъ входятъ вѣроученіе и нравоученіе, — входитъ, словомъ, все то, что относится къ христіанскому богопочтенію и къ жизни, согласной съ истиннымъ богопочтеніемъ. Ниже, при рѣшеніи вопроса о томъ, кому принадлежитъ право издавать обязательныя для всѣхъ членовъ церкви постановленія, мы будемъ имѣть случай раскрыть полную самостоятельность церкви въ указанной области по отношенію къ государственной законодательной власти. Теперь же мы обратимся къ разсмотрѣнію характера церковной власти вообще и законодательной власти церкви — въ особенности.

Выше мы уже сказали, что церкви Христовой принадлежитъ власть, совершенно отличная отъ власти государственной.

Въ церковной власти вообще различаютъ обыкновенно три частнѣйшіе вида этой власти, а именно: 1) власть учительства, 2) власть священнодѣйствія и 3) власть управленія, или, говоря ученымъ языкомъ: 1) potestas magisterii, 2) potestas ministerii и 3) potestas jurisdictionis. Такое раздѣленіе церковной власти принято какъ въ западномъ ученомъ мірѣ, такъ н у насъ, въ нашей духовно-канонической литературѣ.

Такъ напр. преосвящ. Макарій въ своемъ руководствѣ по догматическому богословію говоритъ (стр. 212): «Господь учредилъ въ церкви своей особое сословіе людей, составляющее собою іерархію, и этихъ то собственно людей, и только ихъ однихъ, Онъ уполномочилъ распоряжаться тѣми средствами, какія Онъ даровалъ церкви для ея цѣлей, т. е. уполномочилъ быть въ ней учителями, священно-служителями и духовными управителями».

Есть и другое раздѣленіе церковной власти, различающее въ ней лишь два вида власти, а именно: 1) власть клирическую (potestas ordinis) и 2) власть правительственную (potestas jurisdictionis). Въ настоящей статьѣ мы намѣрены придерживаться этого послѣдняго раздѣленія церковной власти на виды, какъ болѣе простаго. Подъ властью клирическою мы будемъ разумѣть власть священную, относящуюся къ ученію и таинствамъ, а подъ властью правительственною — власть церкви устроять внѣшній порядокъ и производить управленіе въ церковномъ обществѣ сообразно съ назначеніемъ этого общества. Впрочемъ, власть правительственная не должна никогда разсматриваться, какъ власть, совершенно отдѣльная и отличная по отношенію къ власти клирической; напротивъ, мы должны разсматривать ее, какъ власть, данную, такъ сказать, неразлучно съ властью священной. Эта тѣсная связь между двумя указанными видами церковной власти видна изъ того, что относящееся къ правительственной власти церкви право устанавливать порядокъ богослуженія и совершенія таинствъ — съ одной стороны и право законодательства въ области вѣроученія и нравоученія — съ другой стороны необходимо предполагаются вмѣстѣ съ признаніемъ принадлежности церкви Христовой права священнодѣйствія и права ученія. Замѣчаніе это важно для насъ въ томъ отношеніи, что оно даетъ одно изъ доказательствъ принадлежности церкви власти законодательной въ виду тѣсной связи этой власти съ правомъ церкви Христовой учить и наставлять людей въ истинѣ (вѣдь едва ли кто станетъ отрицать принадлежность церкви этого послѣдняго права).

Перейдемъ теперь къ разсмотрѣнію законодательной власти церкви Христовой — въ частности.

Власть эта относится къ правительственной власти церкви, и подъ нею обыкновенно разумѣется «та функція церковнаго правительства, которая состоитъ въ установленіи нормъ для регулированія порядка церковной жизни» (Н. Суворовъ. Курсъ церковнаго права. Ярославль, 1889-90 гг., въ двухъ томахъ. Т. II, стр. 100).

Въ правительственной церковной власти мы различаемъ власть законодательную лишь по аналогіи съ государственнымъ правомъ.

Законы церковные аналогичны государственнымъ законамъ по своему дѣйствію, по своей силѣ, но въ то-же время они рѣзко различаются отъ этихъ послѣднихъ законовъ. Это отличіе заключается въ томъ авторитетѣ, на который опираются законы церковные. Авторитетъ нравственный имѣетъ весьма мало приложенія въ правѣ государственномъ, тогда какъ вся суть права церковнаго заключается именно въ этомъ авторитетѣ. Законы государственные человѣческаго происхожденія, и потому имъ свойственны всѣ недостатки, присущіе вообще дѣламъ человѣческимъ. Законъ же церковный есть законъ божественный. Первоисточникомъ закона, дѣйствующаго въ церкви Христовой, является воля Божія, выраженная Божественнымъ Основателемъ церкви, Который и есть такимъ образомъ въ собственномъ смыслѣ Законодатель Своей церкви. Спасатель не только основалъ на землѣ церковь, но и далъ ей Свой законъ, содержащій въ себѣ правила вѣры (напр. Мѳ. III гл., 1-7ст.), правила богопочтенія (напр. loan. IV гл., 23. 24 от.) и богослужебныя (напр. Мѳ. VI гл., 7-13 ст.). правила нравственности (напр. XIX гл., 16-21 ст. и мн. др.) и т. д.

Послѣдующее церковное законодательство является лишь раскрытіемъ и изъясненіемъ этого, даннаго церкви Самимъ ея Основателемъ, закона. Слѣдовательно, только Господу Іисусу Христу мы можемъ приписать законодательную власть въ собственномъ смыслѣ; правила же церковныя могутъ быть названы законами лишь въ несобственвомъ смыслѣ. Замѣчательны въ этомъ отношеніи слова, находящіяся у св. апостола Павла: «говорю это по совѣту, а не по повелѣнію» (I Кор VII гл., 6 ст.). Несправедливо, однако, было бы думать на этомъ основаніи, что постановленія церкви Христовой не имѣютъ никакого отношенія къ юридическому міру.

Несправедливо думать такъ потому, что постановленія церковныя, не смотря на то, что въ собственномъ смыслѣ суть лишь раскрытіе и изъясненіе евангельскаго закона, всегда имѣютъ силу и дѣйствіе самаго закона, для раскрытія и изъясненія котораго они издаются церковію Христовою. Основаніемъ для такого значенія церковныхъ постановленій служитъ то, что Глава церкви, Господь I. Христосъ, и по Своемъ вознесеніи на небеса, согласно Своему неложному обѣтованію, пребываетъ въ церкви, духовно оживляя ее Своею божественною силою; Онъ же и управляетъ церковію чрезъ посредство пастырей церкви, которымъ Онъ ввѣрилъ церковную власть — вообще и законодательную власть, вь частности. Потому-то когда церковь Христова въ лицѣ своихъ пастырей законодательствуетъ, то законодательствуетъ, собственно говоря, не она и не пастыри, а Самъ Божественный ея Основатель. Вотъ глубокій смыслъ соборной формулы: «изволися Святому Духу и намъ».

Итакъ, церкви Христовой принадлежатъ законодательная власть, хотя съ принадлежащею церкви законодательною властію нельзя соединять понятія государственной законодательной власти.

Кто же является выразителемъ и носителемъ этой власти или другими словами, кто въ церкви издаетъ обязательныя для всѣхъ членовъ ея постановленія?

Уже въ предыдущемъ изложеніи упоминалось о св. апостолахъ и пастыряхъ, какъ о продолжателяхъ законодательнаго дѣла Господа Іисуса Христа.

Постановленіямъ св. апостоловъ Самъ Божественный Основатель церкви придалъ обязательную силу (Mѳ. XXYIII гл., 20 ст). Что св. апостолы дѣйствительно пользовались законодательною властію въ церкви Христовой, это видно изъ многихъ мѣстъ священнаго писанія Новаго Завѣта. Сюда относятся напр. слѣдующія мѣста: Дѣян. XV гл., 28 ст.; 1 Тимоѳ. Ш гл., 1 ст.; Тит. I гл., 5 ст.; 1 Кор. XI гл., 18 ст.; 1 Петр. V гл., 17 ст. и III гл., 15 ст.; Еф. V гл., 23 ст.; Римл. XIII гл., 1 ст.

Отъ вѣрующихъ требовалось безпрекословное повиновеніе и послушаніе относительно апостольскихъ постановленій, и непослушаніе влекло за собою отлученіе непокорнаго отъ церкви (см. напр., 1 Кор. XI гл., 2 ст.; 2 Кор. X гл., 5-8 ст. и 11 ст.; Кол. IV гл., 28 ст.; 2 Ѳеc. III гл., 14 ст.).

Отъ св, апостоловъ право законодательства церковнаго, по преемству священства, перешло къ пастырямъ церкви, которые по заповѣди апостольской должны были научать вѣрующихъ, «како подобаетъ въ дому Божіемъ жити» (1 Тим. Ill гл.; 15 ст.). Вѣрующимъ св. апостолы завѣщали послушаніе и покорность по отношенію къ пастырямъ. (1 Петр. V гл., 5 ст.; Евр. XIII гл., 17 ст.). Всѣмъ вообще постановленіямъ церковнымъ св. апостолы усвояютъ силу законовъ, по которымъ всѣ вѣрующіе должны жить и дѣйствовать. (Гал. VI гл., 16 ст.; Филип. III гл., 16 ст.).

Но право издавать обязательныя для всѣхъ членовъ церкви Христовой постановленія послѣ Главы — Христа принадлежитъ собственно всей церкви (см. Дѣян. XV гл., 26 ст. и потому не можетъ быть принадлежностью одного лица: видимой главы въ церкви Христовой нѣтъ и не можетъ быть. А такъ какъ затѣмъ и власть священная (petestas ordinis) и власть правительственная (potestas jurisdictionis) ввѣрены преимущественно епископамъ, какъ лицамъ, стоящимъ на самой высшей ступени церковно-іерархическаго порядка, то естественнымъ выводомъ изъ сказаннаго будетъ, что церковная власть вообще и законодательная власть церкви Христовой, въ частности, принадлежатъ собору епископовъ всѣхъ помѣстныхъ церквей, — собору вселенскому, чрезъ который, по ученію церкви, дѣйствуетъ невидимо Самъ Святой Духъ.

Соборной формѣ церковнаго управленія положили начало сами святые аностолы (см. Дѣян. XV-ую главу). Затѣмъ до ІІІ-го вѣка въ церкви Христовой почти не было соборовъ. Этотъ фактъ находитъ для себя объясненіе въ томъ обстоятельствѣ, что въ первые три вѣка христіанской эры среди вѣрующихъ было еще живо и свѣжо апостольское преданіе, которымъ и руководствовались вѣрующіе того времени въ своей жизни и въ своихъ поступкахъ. Съ III-яго же христіанскаго вѣка наступаетъ пора обнаруженія собственной законодательной дѣятельности церкви Христовой. Съ этого именно времени начинается почти непрерывный рядъ вселенскихъ и помѣстныхъ соборовъ, которымъ принадлежитъ установленіе догматовъ вѣры (вселенскимъ соборамъ) и нравственно-дисциплинарныхъ правилъ, касающихся всѣхъ проявленій жизни вѣрующихъ (вселенскимъ в помѣстнымъ соборамъ). Въ настоящее время вселенскіе соборы не происходятъ болѣе въ церкви Христовой, но возможность созванія новаго вселенскаго собора всегда остается въ силѣ, и разъ бы явилась нужда въ этомъ созваніи, каковой въ настоящее время нѣтъ и не предвидится, — разъ бы, говоримъ, явилась пужда въ созва ніи новаго вселенскаго собора, церковь Христова не могла бы обойтись безъ этого собора, не причиняя самой себѣ вреда, и соборъ, конечно, состоялся бы. Для осуществленія мысли о вселенскомъ соборѣ для нашей православной церкви вовсе не представляется необходимымъ входить въ какія бы то ни было соглашенія съ остальными христіанскими вѣроисповѣданіями. Православная церковь всегда признавала и признаетъ только себя церковію истинно вселенскою, каѳолическою.

Намъ могутъ, безъ сомнѣнія, указать на различныя обстоятельства, препятствующія будто бы созванію новаго вселенскаго собора. Но препятствіе не есть еще доказательство невозможности: препятствіями для осуществленія какого нибудь дѣла на практикѣ совершенно невозможно доказать неосуществимость этого дѣла.

Что касается помѣстныхъ соборовъ, то они происходятъ и въ настоящее время.

Да и самая форма управленія, существующая въ современныхъ помѣстныхъ православныхъ церквахъ, есть собственно говоря форма помѣстнаго собора. Эти послѣдніе помѣстные соборы и представляютъ собою высшую церковную власть вообще и законодательную власть въ частности, — каждый соборъ въ извѣстной помѣстной церкви. Высшимъ же авторитетомъ для каждой православной помѣстной церкви является рѣшеніе собора епископовъ всѣхъ помѣстныхъ православныхъ церквей.

Недостатокъ, за отсутствіемъ постояннаго собора всѣхъ помѣстныхъ церквей, въ такомъ органѣ, который бы выражалъ собою обще-церковное сознаніе, — этотъ недостатокъ восполняется тѣми сношеніями по важнѣйшимъ церковнымъ дѣламъ, въ которыхъ, на основаніи церковныхъ правилъ, должны находиться помѣстныя православныя церкви между собою. Мы разумѣемъ здѣсь, конечно, помѣстныя автокефальныя церкви.

Кромѣ того, всякая помѣстная церковь не можетъ «свободно, безъ всякаго ограниченія, установлять нормы церковнаго управленія въ своихъ предѣлахъ», но «должна сохранять нормы, установленныя правилами вселенской церкви, особенно нормы основныя». (Бердниковъ. «Церковное право православной церкви по воззрѣніямъ канониста-западника». «Правосл. Собесѣдникъ» за 1891 г., ч. II, стр. 246). Это не исключаетъ, конечно, того, что, придерживаясь сказанныхъ нормъ, помѣстная автокефальная церковь «можетъ издавать свои постановленія, клонящіяся къ лучшему припримѣпеиію ихъ (нормъ) на практикѣ въ виду особенныхъ обстоятельствъ мѣста и времени». (Бердниковъ. Тамъ же).

Такова законодательная власть Христовой церкви и таковы органы этой власти. Понимаемая именно въ указанномъ выше смыслѣ, въ смыслѣ власти, тѣсно связанной съ церковнымъ правомъ учительства, эта власть «вполнѣ достаточна для осуществленія возложенной на нее (церковь) задачи — спасенія рода человѣческаго. Но сознаніе великой пользы наиболѣе сильнаго вліянія и воздѣйствія церковной власти на общественные нравы побуждало нерѣдко благочестивыхъ христіанскихъ государей усиливать значеніе церковныхъ правилъ до гражданскаго значенія государственныхъ законовъ». (Н. Заозерскій. «О священной и правительственной власти церкви православной». «Православное Обозрѣніе» за 1889 годъ, т. III, стр. 247). Такое отношеніе государственной власти къ церковному законодательству замѣчается съ самыхъ первыхъ временъ существованія христіанской византійской имперіи и продолжается чрезъ всю исторію визаитійской православной церкви. Въ особенности со времени Юстиніана получаетъ силу то правило, по которому каноны церковные должны имѣть силу государственныхъ законовъ. Такое, отношеніе императора Юстиніана къ церковнымъ канонамъ, между прочимъ, выразилось въ юстиніановскомъ кодексѣ новеллъ. Впослѣдствіи сдѣлался обыкновеннымъ въ византійской церкви тотъ порядокъ, по которому византійскій императоръ или лично самъ присутствовалъ па епископскихъ соборахъ, занимавшихся изданіемъ церковныхъ каноновъ, каковые ео ipso получали силу и значеніе законовъ государственныхъ, или же каноны соборные, изданные въ отсутствіе императора, получали затѣмъ императорскую санкцію. Въ современной русской церкви дѣйствуетъ порядокъ изданія церковныхъ постановленій, въ существѣ своемъ сходный съ указаннымъ.

Необходимость участія государственной власти въ законодательствѣ церковномъ вытекаетъ изъ того, что церковь находится въ государствѣ въ качествѣ особой корпораціи, а «какъ корпорація, она необходимо подлежитъ юрисдикціи государства» (Бердниковъ. «Государственное положеніе религіи въ римско-византійской имперіи», стр. 505).

Государству принадлежитъ право опредѣлять внѣшне-правовое положеніе церкви въ государствѣ. Кромѣ того, «поскольку церковь, какъ союзъ людей, не можетъ обойтись безъ внѣшней юридической защиты, постольку государство не должно, конечно, отказывать и ей въ своей защитѣ» (Фридр. Маассенъ. «Девять главъ о свободной церкви и о свободѣ совѣсти», переводъ съ Бѣлецкаго, съ предисловіемъ Н. Суворова. Ярославль, 1882 г. стр. 12), Въ особенности церковь въ правѣ требовать защиты отъ государства, исповѣдующаго вѣру церкви.

Мы это и видимъ въ исторіи византійской имперіи а церкви. Какъ уже было говорено, византійскіе императоры принимали участіе въ законодательствѣ церковномъ. Участіе это имѣло своею цѣлью охраненіе церкви Христовой и ея вѣры. «Изданіе охранительныхъ для церкви и ея вѣры со стороны византійскихъ государей законовъ началось съ объявленія христіанства господствующимъ вѣроисповѣданіемъ въ имперіи греческой и продолжалось въ послѣдующее время». (Проф. Т. Б. Барсовъ. «Объ участіи государственной власти въ дѣлѣ охраненія древней вселенской церкви и ея вѣры». «Христіанское Чтеніе» за 1887 г., ч. II, стр. 521).

Но, принимая участіе въ дѣлахъ церкви, свѣтское правительство никогда не должно забывать, что оно призвано лишь защищать церковь и ея вѣру, и что въ своихъ законахъ, касающихся церковныхъ дѣлъ, оно должно строго придерживаться иачалъ, выработанныхъ самою церковію Христовою. Говоря объ участіи государства въ дѣлахъ церкви вообще и въ законодательствѣ церковномъ — въ частности, мы не должны упускать изъ виду, что «государство и церковь суть духовные организмы, которые съ успѣхомъ и полною жизнію могутъ развиваться только въ атмосферѣ свободы». (Фридр. Маасеенъ. «Девять главъ о свободной церкви», стр. 262). Потому-то, принимая содѣйствіе государственной власти въ дѣлѣ умиротворенія церкви и охраненія ея вѣры, отцы н соборы церкви полагали законный предѣлъ вообще участію свѣтской власти въ дѣлахъ церкви, объясняя, что это участіе не должно касаться предметовъ внутренняго церковнаго управленія, а должно ограничиваться внѣшними сторонами существованія церкви». (Проф. Т. В. Барсовъ. «Объ участіи государственной власти въ дѣлѣ охраненія древней вселенской церкви и ея вѣры», стр. 555). Церковь есть область Божія и ни въ какомъ случаѣ ие можетъ стать областью кесаря. Церковь не можетъ поручить государству выполненіе своей задачи, не отказавшись напередъ отъ собственнаго своего самостоятельнаго существованія. Кромѣ права защиты и охраненія церкви и ея вѣры, христіанскій государь не можетъ имѣть какихъ нибудь особыхъ правъ и полномочій въ церкви Христовой. Таковъ былъ взглядъ и таково было ученіе церкви Христовой, начиная съ самыхъ первыхъ временъ ея существованія на землѣ. Такъ, напр., тридцатое правило св. апостолъ запрещаетъ даже епископамъ пріобрѣтать себѣ санъ чрезъ посредство свѣтскаго начальства.

«Такимъ образомъ власть церковная и государственная существуютъ одна подлѣ другой параллельно, и дѣйствуютъ независимо каждая въ своей области; въ чужой же области ни та, ни другая не имѣютъ никакой власти, и не могутъ сдѣлать никакого правомѣрнаго распоряженія». (Бердниковъ. «Государственное положеніе религіи въ римско-византійской имперіи», стр. 504).

Однако, при необходимости совершенной самостоятельности церкви Христовой по отношенію къ государству въ ея власти вообще и въ законодательной власти — въ частности, является необходимой и тѣсная взаимная связь между той и другимъ. Необходимость такой тѣсной связи между церковію и государствомъ станетъ для насъ очевидной, если мы примемъ во вниманіе законодательство по дѣламъ такъ называемаго смѣшаннаго церковно-общественнаго характера, каково наприм. законодательство, регулирующее дѣло народнаго образованія и просвѣщенія. Раздѣленіи между церковію и государствомъ въ законодательствѣ по дѣламъ подобнаго рода ведетъ къ самымъ гибельнымъ результатамъ, — гибельнымъ не только для церкви, но и для государства. Это потому, что при полномъ осуществленіи раздѣленія между церковію и государствомъ въ законодательствѣ по дѣламъ подобнаго рода является ничѣмъ ограничиваемый произволъ для «людскихъ страстей безнаказанно играть и потѣшаться самыми возвышенными интересами человѣчества — святыми внушеніями вѣры». (Проф. Т. Барсовъ. «Различныя системы взаимныхъ отношеній церкви в государства». «Странникъ» за 1872 г., т. І-й, стр. 156). Такое положеніе дѣлъ мы и замѣчаемъ въ тѣхъ государствахъ западной Европы, въ которыхъ въ большей или меньшей степени осуществляется система «свободной церкви въ свободномъ государствѣ». «При отсутствіи же этого раздѣленія... церковь и государство будутъ идти дружно и сообща помогать другъ другу въ надлежащей постановкѣ и развитіи одинаково важныхъ для нихъ обоихъ предметовъ». (Проф. Т. Барсовъ. «Различныя системы», стр. 154), Конечно, въ дѣйствительности возможны въ данномъ случаѣ столкновенія между церковію и государствомъ, но если мы ту и другое будемъ разсматривать вь ихъ идеалѣ, то въ ихъ существѣ, задачахъ и средствахъ не окажется никакого основанія для взаимныхъ столкновеній. Въ случаѣ осуществленія на практикѣ тѣсной взаимной связи между церковію и государствомъ въ законодательствѣ по дѣламъ церковно-общественнаго характера, «самый вопросъ о томъ, церкви или государству должна принадлежать иниціатива въ направленіи и развитіи всѣхъ сообща устрояемыхъ предметовъ, окажется вопросомъ совершенно безполезнымъ и излишнимъ». (Проф. Т. В. Барсовъ, тамъ же, стр. 154).

Таково, по нашему крайнему разумѣнію, должно быть въ главныхъ чертахъ православное ученіе о существѣ законодательной власти церкви Христовой, объ органахъ этой власти и ея границахъ по отношенію къ власти государственной. Положимъ, ученіе о законодательной церковной власти не заключено православною церковію въ одну краткую и опредѣленную формулу ни на одномъ изъ ея вселенскихъ и помѣстныхъ соборовъ, но для безпристрастнаго взора должно быть очевиднымъ, что именно такое ученіе, а не какое нибудь другое, стоитъ въ полномъ согласіи какъ съ свидѣтельствами свящ. писанія и свящ. преданія, такъ а съ самым существомъ и задачами церкви Христовой, какъ это существо и эти задачи должны быть понимаемы на основаніи ученія самой же церкви.



II.

Въ предыдущемъ изложеніи рѣшенъ вопросъ о законодательной власти Христовой церкви въ положительномъ смыслѣ, Разсмотримъ теперь то отрицательное рѣшеніе этого вопроса, какое даетъ профессоръ Н. Суворовъ въ своемъ «Курсѣ церковнаго права», изданномъ въ Ярославлѣ, въ двухъ томахъ, изъ которыхъ первый вышелъ въ 1889, а второй въ 1890 году.

Въ своемъ «Курсѣ» профессоръ Н. Суворовъ систематически проводитъ тотъ взглядъ, по которому высшая церковная власть вообще и законодательная власть въ частности во вселенской Христовой церкви принадлежала византійскимъ императорамъ, а въ помѣстныхъ православныхъ церквахъ та же правительственная церковная власть принадлежала и принадлежитъ государямъ тѣхъ странъ, въ которыхъ эти церкви находятся, если только эти государи состоятъ въ числѣ членовъ православной церкви. Въ доказательство той мысли, что высшая правительственная власть во вселенской церкви принадлежала именно императорамъ Византіи, проф. Н. Суворовъ слѣдующими чортами рисуетъ положеніе этихъ императоровъ, занятое ими по отношенію къ церкви.

Проф. Н. Суворовъ говоритъ, «что вселенскіе соборы созывались императорами», хотя присоединяетъ къ этому своему положенію нѣкоторую оговорку: «по заявленному желанію епископовъ, въ особенности, наиболѣе авторитетныхъ изъ нихъ». (Н. Суворовъ. «Курсъ церковнаго права», т. І-й, § 20, стр. 61 и 61).

Предсѣдательство на вселенскихъ соборахъ, по мнѣнію проф. Суворова, также принадлежало императорамъ пли ихъ уполномоченнымъ; въ нѣкоторыхъ же случаяхъ предсѣдательствовали на этихъ соборахъ представители римскаго епископа или константинопольскій патріархъ. Далѣе, «императоры подписывались подъ соборными актами», а иногда «издавали подтвердительные эдикты, публикуя результатъ соборныхъ разсужденій въ формѣ закона». (Н. Суворовъ. Тамъ же, стр. 62)

Такое положеніе византійскихъ императоровъ во вселенской Христовой церкви проф. Суворовъ объясняетъ необходимостью для церкви имѣть общецерковную, общепринятую и постоянную правительственную власть. Такою властью, по Суворову, не могли быть ни помѣстные соборы, какъ дѣйствовавшіе на отдѣльныхъ территоріяхъ, ни вселенскіе соборы, какъ институтъ чрезвычайнаго характера. Такой же власти требовала и церковно-правительственная централизація, которая «не могла остановиться на образованіи патріарховъ». (Н. Суворовъ. «Курсъ», стр. 63), По Суворову, для вселенской Христовой церкви требовался видимый центръ единства, centrum unitatis1. «Уже при первомъ христіанскомъ императорѣ стало ясно, что centrum unitatis для церкви есть императорская власть: императоръ разсматривался, какъ Богомъ поставленный общій епископъ, который имѣетъ преимущественное попеченіе о церкви Божіей, и, при возникновеніи разногласій, созываетъ соборы изъ служителей Божіихъ». (Н. Суворовъ. Тамъ-же, стр. та-же). Въ подтвержденіе существованія такого взгляда на отношеніе императора къ церкви у византійцевъ проф. Суворовъ ссылается между прочимъ на извѣстное посланіе императора Юстиніана къ пятому вселенскому собору, гдѣ говорится, что «императоры (предшественники Юстиніана) осудили и анаѳематствовали еретиковъ, приложивъ стараніе о томъ, чтобы проповѣдывалась правая вѣра». (У Суворова, стр. 64). Изъ этого проф. Суворовъ дѣлаетъ тотъ выводъ, что «какъ высшая церковная власть, императоръ издавалъ церковные законы и наблюдалъ за исполненіемъ церковныхъ нормъ, обязывая патріарховъ публиковать императорскіе церковные законы въ подчиненныхъ имъ провинціяхъ путемъ разсылки митрополитамъ текста новоизданныхъ законовъ». (Тамъ же, стр. 65).

Такое положеніе занимаетъ государственная власть, по мнѣнію Суворова, и въ помѣстныхъ православныхъ церквахъ. Въ доказательство этого онъ опять ссылается на византійскихъ императоровъ, которые, по его мнѣнію, законодательствовали не только въ константинопольскомъ патріархатѣ, но и въ подчиненной этому патріархату нѣкоторое время русской церкви. Вотъ что говоритъ, напримѣръ, проф. Суворовъ въ § 36-мъ своего «Курса» относительно порядка управленія церковными дѣлами въ константинопольскомъ патріархатѣ. Въ константинопольскомъ патріархатѣ высшая церковная власть принадлежала византійскому императору, отъ котораго исходили законы и распоряженія по дѣламъ церковнымъ, но при которомъ дѣйствовалъ также патріархъ съ его синодомъ». (Суворовъ. Курсъ, стр. 115). И далѣе, «церковные вопросы обсуждались и рѣшались патріаршимъ синодомъ..., а по обсужденіи синодомъ утверждались императоромъ; иногда же императоры подавали законы и распоряженія непосредственно, безъ предшествующаго синодальнаго обсужденія». (Тамъ-же, стр. та-же).

Что касается русской церкви, то во всѣхъ актахъ относительно важнѣйшихъ дѣлъ русской церкви «упоминается, по словамъ проф. Суворова, что содержащееся здѣсь постановленіе или распоряженіе состоялось съ согласія или но прямому приказанію высочайшаго я святаго самодержца» (Суворовъ. Курсъ, стр. 131). При этомъ «русскимъ внушалось», по словамъ проф. Суворова, «что византійскій императоръ помазуется святымъ мѵромъ въ царя самодержца римлянъ, т. е. всѣхъ христіанъ». (Тамъ же, стр. 132). Что такія внушенія не оставались безплодны, но производили надлежащее дѣйствіе на умы русскихъ, это видно, по Суворову, изъ словъ одного русскаго книжника, который называетъ византійскаго императора «непоколебимымъ столпомъ и недвижимымъ основаніемъ Христовой церкви, браздодержателемъ святыхъ Божіихъ церквей, престоломъ всѣхъ епископовъ и причтовъ, мудрымъ кормчимъ великаго корабля сего міра».

Послѣ того какъ русская церковь стала въ независимыя отношенія къ константинопольскому патріарху, мѣсто византійскаго императора, по мнѣнію Суворова, занялъ въ русской церкви сначала русскій царь, а потомъ русскій императоръ. «Русскій царь», по словамъ Суворова, «управляетъ православною церковію русскаго народа, какъ царь православный, носитель высшихъ правительственныхъ полномочій не только въ государствѣ, но и въ церкви». (Суворовъ. Курсъ, т. II, стр. 35). Вообще, «гдѣ православный монархъ состоитъ въ числѣ членовъ церкви, онъ», по словамъ Суворова, «какъ представитель и глава всего православнаго народа, долженъ держать въ своихъ рукахъ высшую церковно-правительственную власть». (Суворовъ. Тамъ-же. стр. 36). Въ тѣхъ-же православныхъ помѣстныхъ церквахъ, гдѣ монархъ не исповѣдуетъ православія, въ качествѣ церковноправительственнаго фактора выступаетъ самъ православный народъ, принадлежащій къ этой церкви. Въ доказательство этой послѣдней своей мысли проф. Суворовъ ссылается на примѣръ юго-западной русской церкви, гдѣ во времена уніи самъ православный народъ выступилъ какъ защитникъ вѣры противъ иноземныхъ и иновѣрныхъ притязаній.

Такимъ образомъ, по мнѣнію проф. Суворова, вселенскою и помѣстными православными церквами управляетъ не іерархія церковная и не соборъ, какъ органъ, выражающій общецерковное сознаніе, а императоръ, если онъ исповѣдуетъ православіе, или, въ противномъ случаѣ, самъ народъ, составляющій данную церковь.

Приписавши свѣтской власти въ лицѣ императоровъ всю вообще церковно-правительственную власть, проф. Суворовъ долженъ былъ поступить точно такимъ же образомъ и относительно законодательной власти церкви Христовой. «Изъ положенія, занятаго императоромъ въ церкви», говоритъ проф. Суворовъ, «вытекаетъ, что ему принадлежитъ законодательная власть въ дѣлахъ церковныхъ». (Н. Суворовъ. Курсъ, т. I, стр. 233; ср. т. II, стр. 103-105). Правда, нѣсколько выше проф. Суворовъ въ своемъ «Курсѣ» полагаеть нѣкоторое различіе между церковными канонами и императорскими законами по дѣламъ церковнымъ и различіе это видитъ въ томъ, что «каноны составлялись или (составленные кѣмъ либо ранѣе) утверждались на соборахъ, а законы издавались императорами безъ предшествующей дѣятельности соборовъ». (Суворовъ. Тамъ-же стр. 224). Но это различіе между канонами и императорскими законами по дѣламъ церковнымъ проф. Суворовъ старается свести къ чистому нулю, когда говоритъ, что «въ понятіе каноновъ входило созваніе императоромъ собора, устанавливавшаго эти каноны, и утвержденіе ихъ императоромъ, въ заключеніе соборной дѣятельности». (Суворовъ. Тамъ-же, стр. та-же). Къ этому надо еще присоединить слова, сказанныя проф. Суворовымъ нѣсколько выше (см. ту же стр.): «императорскіе церковные законы могли издаваться не безъ участія отдѣльныхъ представителей духовной іерархіи».

Такимъ образомъ, по словамъ проф. Суворова, церковные каноны суть тѣ же императорскіе законы по дѣламъ церковнымъ; все различіе между тѣми и другими заключается въ томъ, что каноны составляемы были представителями церковной іерархіи, а церковные императорскіе законы — самими императорами, хотя иногда и съ участіемъ нѣкоторыхъ членовъ той же церковной іерархіи. Все дѣло такимъ образомъ въ той мѣрѣ участія, которая принадлежала представителямъ духовной іерархіи въ составленіи тѣхъ и другихъ церковныхъ постановленій.

Впрочемъ, въ § 65-мъ своего «Курса» проф. Суворовъ приписываетъ нѣкоторое преимущество канонамъ по сравненію съ императорскими церковными законами, хотя это мѣсто мы въ правѣ отнести къ числу такихъ мѣстъ его «Курса», гдѣ онъ впадаетъ въ противорѣчіе съ самимъ собою. «Обязательная для церкви сила императорскихъ законовъ», говорится въ указанномъ мѣстѣ, «признавалась безспорною, если законы согласовались съ канонами, или если въ канононахъ ничего не опредѣлялось относительно того предмета, который регулировался законами». (Н. Суворовъ. Курсъ, т. I, стр. 233).

Что касается границъ для вмѣшательства императора въ законодательство по церковнымъ дѣламъ, то проф. Суворовъ совершенно не признаетъ таковыхъ. «Изъ обозрѣнія императорскихъ конституцій», говоритъ онъ, «можно убѣдиться, что для ихъ (императорскаго) церковнаго законодательства не существовало какихъ либо границъ въ смыслѣ изъятія извѣстныхъ предметовъ или вопросовъ изъ законодательной компетенціи императора». (Суворовъ. Т. I, стр. 234). Для доказательства этой мысли проф. Н. Суворовъ обращается далѣе къ разсмотрѣнію церковнаго законодательства императора Юстиніана и другихъ византійскихъ императоровъ и находитъ, что «большинство новеллъ, изданныхъ византійскими императорами до конца существованія византійской имперіи, касается церкви, а не государства, такъ что если императоры X и слѣдующихъ столѣтій законодательствовали, то главнымъ образомъ въ качествѣ церковныхъ законодателей». (Суворовъ. Т. I, стр. 234).

Такая практика, по мнѣнію Суворова, имѣла вліяніе на возникновеніе среди юристовъ въ царствованіе Мануила Комнена того взгляда, по которому «базиликами, какъ позднѣйшимъ законодательствомъ, отмѣнены всѣ соборные каноны». (стр. та-же). Взглядъ этотъ, впрочемъ, какъ замѣчаетъ самъ же Суворовъ, не получилъ силы. Было бы странно а весьма неосновательно даже предполагать, что подобный взглядъ можетъ получить силу при правительствѣ, принадлежащемъ къ православной церкви.

Что сами византійскіе императоры дѣйствовали именно какъ церковные законодатели, это, по Суворову, видно между прочимъ изъ того, что она «въ своихъ конституціяхъ угрожали даже анаѳемой». (Стр. та же).

Различіе между византійскимъ законодательствомъ по церковнымъ дѣламъ болѣе ранняго и болѣе поздняго времени заключается лишь въ томъ, что послѣ эпохи соборовъ церковныя дѣла стали вѣдаться патріархами и ихъ синодами. Но и въ этомъ случаѣ «императоръ, какъ высшая церковная власть, сообщалъ силу и крѣпость синодальнымъ рѣшеніямъ. Напротивъ, за патріархами не признавалось права издавать распоряженія, противорѣчащія императорскимъ законамъ... Важнѣйшія синодальныя рѣшенія, получившія императорское утвержденіе, заносились даже въ юридическіе сборники подъ именемъ новеллъ». (Суворовъ, Курсъ, т. I, стр. 285).

Въ русской церкви, по мнѣнію Суворова, законодательная власть принадлежала и принадлежитъ, какъ и въ церкви византійской, свѣтскому правительству. Въ эпоху зависимости русской церкви отъ константинопольскаго патріархата церковнымъ законодателемъ здѣсь являлся византійскій императоръ; въ независимой же русской церкви дѣйствовалъ и дѣйствуетъ въ качествѣ церковнаго законодателя русскій православный государь.

Вотъ что, напримѣръ, говоритъ проф. Суворовъ въ § 89 I тома своего «Курса» по поводу осужденія русскою церковію ереси жидовствующихъ. «Какъ съ одной стороны», говорится здѣсь, «духовная іерархія усиливалась получить санкцію государя на осужденіе жидовствующпхъ, такъ съ другой стороны та же санкція государя требовалась для всѣхъ вообще церковныхъ мѣропріятій, болѣе или менѣе важныхъ, или имѣющихъ болѣе или менѣе общій характеръ. Но не санкція только, а и иниціатива и вся энергія проведенія возбужденнаго вопроса о томе или другомъ мѣропріятіи принадлежала государю». (Суворовъ. Курсъ, т. I, стр. 322). Такъ, соборъ 1551 года, «благословившій царя на изданіе судебника, долженъ былъ, по указанію царя, выработать и церковное уложеніе для устроенія церковной жизни». (Тамъ же, стр. 324).

Учрежденіе св. синода, по мнѣнію Суворова, ничуть не измѣнило прежняго порядка церковнаго законодательства въ русской церкви. Въ доказательство этой мысли проф. Суворовъ приводитъ, между прочимъ, слова высочайшаго манифеста объ учрежденіи духовной коллегіи, въ которомъ говорится: «должна же есть коллегія сія и новыми впредь правилами дополнять регламентъ сей, яковыхъ правилъ востребуютъ разные разныхъ дѣлъ случаи; однако же дѣлать сіе должна духовная коллегія не безъ нашего соизволенія» (Суворовъ, т. 1, стр. 346).

Словомъ, внимательное разсмотрѣніе исторіи церковнаго законодательства въ Россіи, но мнѣнію проф. Суворова, неизбѣжно должно привести къ тому выводу, что «глава церковнаго правительства есть императоръ... и что нѣтъ въ предѣлахъ русской имперіи никакого другаго законодателя, кромѣ русскаго самодержавнаго монарха». (Тамъ же, стр. 363, 364).

Существующій, по Суворову, въ Россіи и существовавшій въ древней церкви порядокъ законодательства по дѣламъ церковнымъ онъ старается оправдать теоретическими соображеніями въ родѣ слѣдующихъ. «Въ личности православнаго государя», говоритъ между прочимъ проф. Суворовъ, «олицетворяется вся сумма юридической власти въ народѣ». (Т. II, стр. 29). Странно, почему проф. Суворовъ говоритъ только объ императорѣ и народѣ, не допуская даже и мысли о томъ, чтобы существовалъ какой нибудь юридическій порядокъ, кромѣ указываемаго имъ. «Пріуроченіе законодательной власти», говоритъ также Суворовъ, «вмѣстѣ съ администраціей и судомъ, къ разнымъ правительственнымъ органамъ разсматривалось-бы въ настоящее время какъ нѣчто протпворѣчащее здравому смыслу и элементарнымъ государственнымъ принципамъ», (Тамъ же, стр. 30; ср. т. II, стр. 114).

Всѣ подобнаго рода соображенія проф. Суворова показываютъ, что онъ видитъ въ церкви лишь одно изъ національныхъ государственныхъ учрежденій, ибо, ничто же сумняся, говоритъ о «пріуроченіи законодательной власти къ разнымъ правительственнымъ органамъ» тамъ, гдѣ онъ долженъ былъ бы говорить не о «пріуроченіи законодательной власти къ разнымъ правительственнымъ органамъ», а о принадлежности законодательной власти церкви Христовой.

Приписавъ императорской власти всю полноту церковнозаконодательныхъ полномочій, проф. Суворовъ дѣлаетъ и нѣкоторое ограниченіе для императорскаго законодательства по дѣламъ церковнымъ. Императоры, по его словамъ, не должны «измѣнять традиціоннаго православія и не вносить въ него новыхъ догматовъ». (Т. I, стр. 364; ср. т. II, стр. 115). Но на дѣлѣ это ограниченіе ничего не ограничиваетъ, такъ какъ, по словамъ проф. Суворова, изъ того, что императоръ долженъ въ своей законодательной дѣятельности по дѣламъ церковнымъ придерживаться «традиціоннаго православія», не слѣдуетъ, что законъ, изданный императоромъ несогласно съ духомъ св. Писанія или каноновъ, можетъ быть признанъ св. синодомъ (значитъ и вселенскимъ соборомъ?) за недѣйствительный, или что онъ можетъ получитъ практическую силу только послѣ одобренія его синодомъ». (Т. I, стр. 365).

Такимъ образомъ, по Суворову, выходитъ, что всякій церковный законъ, разъ онъ изданъ императоромъ, уже потому самому становится правиломъ, обязательнымъ для церкви, безъ всякаго отношенія къ тому, согласна или несогласна церковь на принятіе этого закона. Дѣло въ томъ, какіе законы разумѣетъ здѣсь проф. Суворовъ. Если онъ разумѣетъ законы государственной власти, опредѣляющіе внѣшне-правовое положеніе церкви въ государствѣ, то мы ничего не имѣемъ возразить ему. Если же онъ разумѣетъ здѣсь законы императоровъ, касающіеся внутренняго строя церкви, ея вѣроученія и нравоученія, то мы укажемъ ему на историческіе факты, которые свидѣтельствуютъ о томъ, что церковь отвергала религіозныя постановленія императоровъ — еретиковъ. Конечно, церковь не можетъ лишить извѣстный императорскій законъ его гражданскаго значенія и дѣйствія, но во всякомъ случаѣ она имѣетъ полное право не признать его дѣйствія въ церковной области.



***

Мы намѣтили при изложеніи взглядовъ проф. Суворова нѣкоторые частные, недостатки его рѣшенія вопроса о законодательной власти церкви Христовой. Теперь укажемъ на противорѣчіе его взглядовъ вообще историческимъ фактамъ. Отъ такого противорѣчія проф. Суворовъ не удержался, не смотря на то, что вездѣ старался основывать свои положенія на данныхъ исторіи.

Къ такимъ фактамъ, въ противорѣчіи которымъ повиненъ проф. Суворовъ, относится прежде всего существованіе христіанской церкви въ первые три вѣка христіанской эры. Въ это время церковь Христова существовала въ полномъ разобщеніи съ государствомъ, но не смотря на это, внутренняя жизнь церкви шла своимъ порядкомъ, и организмъ церкви обнаружилъ въ борьбѣ съ язычествомъ необыкновенную мощь и жизнеспособность. Такое существованіе церкви необходимо предполагаетъ, что церковь этого времени имѣла правовую организацію, не смотря на отсутствіе «правообразующаго субъекта», которымъ, по Суворову, только и можетъ быть христіанскій императоръ. Необходимость приписать церкви Христовой первыхъ трехъ вѣковъ христіанской эры правовую организацію вытекаетъ изъ того, что никакое общество не можетъ существовать, не имѣя правилъ, которымъ повиновались бы члены этого общества и за нарушеніе которыхъ виновные подвергались бы наказанію. Существовали и существуютъ въ такомъ же разобщеніи съ государствомъ и разныя помѣстныя церкви, православныя и неправославныя и, не смотря на то, сохраняли, какъ и теперь сохраняютъ, въ неприкосновенности особый укладъ и строй своей жизни, совершенно отличные отъ уклада и строя жизни тѣхъ государствъ, въ предѣлахъ которыхъ онѣ находятся. Католичество и протестанетво не лишились же своей правовой организаціи только потому, что государство разорвало съ ними историческую связь и предоставило ихъ собственнымъ силамъ и средствамъ. Напротивъ, мы видимъ, что въ римско-католической церкви все остается на своемъ мѣстѣ. Проф. Суворовъ можетъ сказать, что въ католичествѣ есть свой centrum unitatis, римскій папа, но вѣдь въ протеетанствѣ такого центра единенія не имѣется, а между тѣмъ протестанство продолжаетъ жить своими силами.

Мы можемъ указать еще па существованіе византійской церкви въ предѣлахъ турецкой имперіи, какъ на фактъ, идущій въ разрѣзъ съ мнѣніями проф. Суворова. Въ византійской церкви и теперь высшая законодательная власть усвояется послѣ Главы — Христа собору епископовъ или собору патріарховъ. Это ученіе свое православная византійская церковь не разъ имѣла случай заявить, какъ наприм. въ исповѣданіи вѣры Митрофана Критопула, изд. въ 1625 г., въ исповѣданіи патріарха Досифея на іерусалимскомъ соборѣ 1672 года, въ сочиненіи патріарха іерусалимскаго Нектарія противъ папства, изданномъ въ 1782 году въ г. Яссахъ. Ученіе это осуществлялось въ византійской церкви и на практикѣ: «всѣ важнѣйшіе вопросы рѣшались соборомъ патріарховъ съ участіемъ и другихъ епископовъ». (Бердниковъ. «Церковное право православной церкви по воззрѣніямъ канониста-западника», ст. въ «Православномъ Собесѣдникѣ» за 1890 годъ, часть II, стр. 187). Съ семидесятыхъ годовъ ХV вѣка до 1764 года въ византійской церкви было около девяти наиболѣе извѣстныхъ помѣстныхъ соборовъ. (См. тамъ же, стр. 187, 188).

Все это показываетъ, что въ византійской перкви, «церковная власть въ этотъ періодъ (періодъ турецкаго ига) пользовалась правомъ свободнаго законодательства въ сферѣ церковныхъ отношеній». (Тамъ же, стр. 186), Вѣдь ие созывалъ же этихъ соборовъ султанъ, да если бы и созывалъ, то, даже по Суворову, это ничего бы не значило, такъ какъ, по его мнѣнію, «правообразующимъ субъектомъ» въ православной церкви не можетъ быть лицо неправославное, хотя, по нашему мнѣнію, гораздо послѣдовательнѣе было бы съ точки зрѣнія Суворова признать такимъ субъектомъ и турецкаго султана.

Очевидно, проф. Суворовъ принялъ взглядъ нѣкоторыхъ протестантскихъ ученыхъ, по мнѣнію которыхъ «государь страны, какой бы вѣры и исповѣданія онъ ни былъ, есть по сану свѣтскаго властителя въ то же время епископъ христіанской церкви, находящейся въ его странѣ, или церквей, если ихъ нѣсколько въ его странѣ». (См. у Бердникова, въ цитов. выше ст. стр. 230). Словомъ, скажемъ мы въ заключеніе, взглядъ проф. Суворова на законодательную власть по дѣламъ церкви можно назвать чѣмъ угодно: цезаропапизмомъ, іозефинизмомъ e tutti quanti2, только не взглядомъ православнымъ.

______

Студентъ С.-Петербургской духовной Академіи
Константинъ Богдановскій.

«Минские епархиальные ведомости». 1894. № 8-9. Часть Неофиціальная. С. 195-202; № 10. Часть Неофиціальная. С. 243-248; № 11. Часть Неофиціальная. С. 269-286.
_________
1 Centrum unitatis – (лат.), объединяющий центр. – Ред.
2 Tutti quanti — (итал.), всякие другие. — Ред.