На главную


21.07.2018
http://afanasiy.net/zacshyta-ot-lyberalyzma


ЗАЩИТА ОТЪ ЛИБЕРАЛИЗМА.



По милости Божіей только при св. императорѣ Константинѣ смогла появиться на свѣтъ христіанская государственность. Промысломъ Божіимъ и благодаря попеченію о Церкви ея внѣшнихъ епископовъ, – правовѣрныхъ императоровъ, – были собраны всѣ семь Вселенскихъ Соборовъ. Со взятіемъ отъ Церкви удерживающаго, – послѣдняго православнаго Императора Николая Александровича, – вѣрныя чада Церкви по сути своего существованія вернулись въ доконстантиновскую эпоху. – ред.
 

«Нужно все относить къ Богу;
въ Немъ и для Него нужно любить людей».
блаженный Августинъ

«Церковность – основа государственности».
императоръ Николай I

Вступленіе.

Въ парижской газетѣ «Русская мысль», № 4275 за 1999 г., въ раздѣлѣ «Религія и общество», была напечатана статья игумена Веніамина (Новика) подъ названіемъ «Въ защиту либерализма». Ея содержаніе, основная идея и выводы вынуждаютъ къ критикѣ, поскольку противорѣчатъ святоотеческому православному пониманію вопроса любви и свободы, какъ христіанской, такъ и гражданской. Мы не ставимъ своей задачей переубѣжденіе автора, но лишь попытаемся раскрыть правильный взглядъ на важный вопросъ взаимотношенія христіанской и гражданской свободы и любви, разсматриваемый въ этой статьѣ. Вотъ ея основныя положенія:

Итакъ, ни Россія, ни русскій народъ не принесъ современной цивилизаціи никакихъ плодовъ, кромѣ русскаго большевизма (отвергнувшаго любовь и вознесшаго порядокъ) и его многочисленныхъ послѣдствій (напр, колхозовъ). Причиной и главнымъ виновникомъ краха русской цивилизаціи являлось и является т. н. традиціонное общество (т. е. общество безъ цивилизаціонныхъ традицій и правовыхъ понятій), которое всѣми силами тормозило прогрессъ и интеграцію Россіи въ цивилизованное сообщество. Наиболѣе полное воплощеніе традиціонное общество нашло въ самодержавной русской монархіи. Продолжающее и сегодня существовать въ Россіи, это общество, по мнѣнію автора, провоцируетъ въ рядовомъ гражданинѣ отсутствіе цивилизованности, поискъ врага, звѣриную агрессивность, преступность, взяточничество и т. д. Противоядіемъ отъ подобной народно-соціальной болѣзни является либерализмъ, демократія и общечеловѣческія цѣнности. Безъ пріятія послѣднихъ невозможно истинное пониманіе и осуществленіе и его гражданъ. Въ первую очередь русскій народъ безоговорочно долженъ принять либеральныя цѣнности. Иначе вполнѣ возможны напряженныя отношенія съ міровой цивилизаціей и, вѣроятно, судьба Сербіи, о конфликтѣ либеральныхъ западныхъ демократій съ которой какъ-бы вскользь упоминается въ самомъ началѣ статьи.


О русский цивилизаціи.


Первая часть статьи посвящена критикѣ русской цивилизаціи и, какъ ея основы, традиціоннаго общества. Слышать подобныя слова отъ русскаго священнослужителя (МП) весьма странно, ибо, если даже по мнѣнію автора Россія не дала цивилизованному міру ничего добраго въ матеріальномъ смыслѣ (забыты Ломоносовъ и Менделѣевъ, Пушкинъ и Достоевскій, Суворовъ и Нахимовъ, Чайковскій и Шаляпинъ, иныя тысячи русскихъ ученыхъ, писателей, полководцевъ, музыкантовъ), то какъ можно было забыть о сонмѣ святыхъ, въ землѣ россійской просіявшихъ, которые одарили человѣчество тысячами святыхъ примѣровъ богоугодной жизни и подвиговъ, богодухновенными святоотеческими трудами? Подобный взглядъ болѣе годится для марксистовъ-ленинцевъ и прочихъ русофобовъ. Въ серединѣ прошлаго вѣка выдающійся русскій публицистъ М. Н. Катковъ писалъ: «Въ Россіи, къ несчастью, держатся и по сіе время группы людей, ничтожныя по своей численности, но чувствующія себя настолько значительными и сильными, что считаютъ возможнымъ противополагать себя русскому народу и даже оспаривать у него государственныя права. Изъ этихъ группъ выходятъ тѣ фальшивыя и лукавыя ученія, которыя выставляютъ русскій народъ... неспособнымъ къ высшей цивилизаціи и обреченнымъ служить лишь матеріаломъ и орудіемъ для чуждыхъ ему цѣлей... Ему отказываютъ во всемъ; у него отнимаютъ даже его исторію и происхожденіе; все въ его жизни и свойствахъ предается поруганію; ему приписываются несовмѣстимыя, отрицательныя свойства... Указываютъ на нѣкоторыя печальныя явленія, возникающія въ нашей общественной жизни; но стоитъ только присмотрѣться къ нимъ, чтобъ убѣдиться, какъ мало общаго между ими и русскимъ народомъ...» (Катковъ М. Н., «О самодержавіи и конституціи», М., 1905 г.). И всѣ достойные люди Россіи выросли и прославились именно въ столь нелюбимомъ авторомъ традиціонномъ обществѣ, которое, по его мнѣнію, является гасителемъ всякаго духа свободы и талантовъ. Послѣдніе, по мнѣнію автора, всячески культивируются и поддерживаются демократіей и либерализомъ.


Либерализмъ, демократія и ихъ отношеніе къ свободъ.

Въ Св. Писаніи мы не находимъ словъ «демократія» и «либерализмъ», и посему обратимся за помощью къ словарю В. И. Даля. Согласно словарю, либералъ – политическій вольнодумецъ, мыслящій и дѣйствующій вольно, а демократія – народное правленіе, народоправство. Передъ нами – типичныя основы всяческихъ лѣвыхъ идеологій, а слово «лѣвый» въ святоотеческихъ писаніяхъ примѣняется къ діаволу (см. гимны преп. Ефрема Сирина). Въ обоихъ понятіяхъ, – «либерализмъ» и «демократія», – православный христіанинъ долженъ видѣть лишь одинъ изъ возможныхъ инструментовъ для достиженія опредѣленныхъ цѣлей, но никакъ не самоцѣнность, какъ принято мыслить сегодня на Западѣ. Изъ контекста статьи слѣдуетъ, что съ помощью вольнодумства и народоправства автора, считаетъ возможнымъ достигнуть вождѣлениой свободы. Но, согласно его же изреченіямъ, свобода заключается въ идеалахъ либерализма и демократіи. Получается замкнутый кругъ. Хотя, скорѣе всего, либерализмъ есть отрѣшеніе отъ религіозныхъ и народно-традиціонныхъ основъ жизни во всѣхъ сферахъ человѣческой дѣятельности. А корнями своими онъ уходитъ въ гностическія системы, основанныя на языческо-іудейской философіи.


Но какъ опредѣляетъ понятіе свободы и пути ея достиженія Св. Писаніе и Св. Преданіе Церкви Христовой?


Господь нашъ Іисусъ Христосъ» обращаясь къ увѣровавшимъ въ Него іудеямъ, сказалъ: «И познаете истину, и истина сдѣлаетъ васъ свободными» (Іоан. 8, 32). Апостолъ Павелъ пишетъ: «Къ свободѣ призваны вы, братія, только бы свобода [ваша] не была поводомъ къ угожденію плоти; но любовью служите другъ другу» (Тал. 5, 13), А апостолъ Петръ желаетъ, чтобы вѣрные были «какъ свободные, не какъ употребляющіе свободу для прикрытія зла, но какъ рабы Божіи» (I Петр. 2, 16). Изъ этихъ словъ слѣдуетъ, что только истинно увѣровавшій и познавшій Христа какъ Бога можетъ пребывать въ свободѣ. Причемъ эта свобода должна служить любви, не имѣть ничего общаго съ плотскимъ міромъ, и, тѣмъ болѣе, не служить оправданіемъ для злыхъ дѣлъ. Епископъ Игнатій (Брянчаниновъ) писалъ, что «Богочеловѣкъ, какъ всесовершенный и всесильный Богъ, принесъ съ собою въ бѣдствующій міръ всеобилыюе благословеніе. даръ неисчислимой цѣны и мѣры, даръ, достойный безконечнаго и всесовершеннаго Бога. Плодомъ такого благословенія Божія и не могутъ быть временныя и вещественныя блага, которыя, будучи даны и получены, отнимаются непремѣнно смертію, а часто и прежде смерти различными превратностями жизни... ихъ значеніе отрицательно, и человѣкъ, если дастъ имъ значеніе положительное, ради ихъ долженъ лишиться благъ вѣчныхъ» («Новый Маргаритъ», Калгари, 1998 г.). Митр. Филаретъ Московскій отмѣчалъ, что «истинная свобода есть свобода христіанская, – свобода внутренняя, а не внѣшняя, – нравственная и духовная, а не плотская, – всегда благодѣлающая и никогда не мятежная, которая можетъ жить въ хижинѣ также удобно, какъ въ домѣ вельможескомъ, или царскомъ, – которою подвластный, не преставая быть подвластнымъ, можетъ пользоваться столько же, какъ властелинъ, – которая и въ узахъ и въ темницѣ ненарушима, какъ то можно видѣть въ христіанскихъ мученикахъ» («Цвѣтникъ духовный», М., 1903 г.). По замѣчанію еп. Платона «свобода христіанина есть свобода отреченія, самоограниченія, а это и есть тяжесть христіанской любви. Тяжесть эта могла бы оказаться выше силъ человѣка, если бы та же любовь не указывала ему на блаженную вѣчность». «Любовь познали мы въ томъ, что Онъ положилъ за насъ душу Свою; и мы должны полагать дута свои за братьевъ» (I Іоан. 3, 16). Еп. Платонъ писалъ, что «любовь къ Богу и Христу производить въ сердцѣ христіанина любовь къ закону Божію и Христову, а любовь къ закону дѣлаетъ его исполненіе свободнымъ, потому что исполняющій Его законъ по любви, исполняетъ его по сердечному влеченію, и потому такой исполнитель воли Божіей имѣетъ истинную свободу духа» (выдѣлено мной – К. Г.). (Платонъ, епископъ, «Къ вопросу о свободѣ совѣсти», Кіевъ, 1902 г.). Это и есть основа для исполненія христіанскихъ обязанностей. Господь сотворяетъ насъ правоспособными служить Ему исполненіемъ Его духовнаго закона (Рим. 7, 14).

Изъ словъ игумена Веніамина слѣдуетъ нѣсколько иной выводъ. Для него понятіе свободы – прежде всего понятіе правъ человѣка, правового государства, терпимости и персонализма. Сами эти идеи и понятія кажутся нейтральными, и особую опасность онѣ начинаютъ представлять тогда, когда нправа начинаютъ подразумѣвать отсутствіе обязанностей, терпимость перерастаетъ во вседозволенность, персонализмъ – въ себялюбіе. Демократическое безрелигіозное общество не въ состояніи сдержать подобнаго рода движеніе. Именно такого рода идеи еще съ начала вѣка стремительно стараются проникнуть въ религіозную область и найти себѣ тамъ опору, что ярко выразилось въ т. н. обновленчествѣ и въ парижской богословской школѣ. «Гласы чуждые идутъ отъинуду, – писалъ епископъ Ѳеофанъ Затворникъ. – Вы ихъ встрѣтите на стогнахъ града, на вечеряхъ веселія, въ пріятельской откровенности верхоглядной учености, а то и въ открытой бесѣдѣ лицемѣрнаго самовосхваленія убѣжденіемъ подозрительнымъ, въ возгласахъ немного думающей письменности, богатой на слова, въ смѣлыхъ заявленіяхъ нездраво учившагося и нездраво ученаго юношества, въ притязаніяхъ многовидѣвшей и многослышавшей космополитности, въ требованіяхъ худо понятыхъ правъ ума и свободы (выдѣлено мною – К. Г.), – и не говорю уже о множествѣ всякаго рода новизнъ заграничнаго всевѣдѣнія» (Ѳеофанъ, епископъ, «О Православіи съ предостереженіями отъ погрѣшеній противъ него», М, 1893 г.).


Государственная власть и свобода.


Какъ уже отмѣчалось, особой нелюбовью автора статьи пользуется традиціонное русское общество, фундаментомъ котораго являлось трехсоставное начало: «Православіе, Самодержавіе, Народность». Авторъ уже отказалъ русскому народу въ національной самобытности, слѣдующимъ по порядку объектомъ его критики является власть православнаго царя. Здѣсь авторъ исходитъ изъ того, что поврежденное первороднымъ грѣхомъ падшее человѣческое существо не способно сосредоточитъ въ своихъ рукахъ единоличную власть, и посему пусть лучше правитъ великое множество поврежденныхъ людей, чѣмъ одинъ.

Дѣйствительно, по причинѣ первороднаго грѣха, на низшихъ ступеняхъ религіознаго сознанія человѣкъ признаетъ за первоисточникъ жизни что-либо такое, что на самомъ дѣлѣ составляетъ явленіе производное. Стадія языческая, «любленіе твари паче Бога», въ какія бы философскія системы оно не облекалось, выражаетъ замутненность религіознаго сознанія и неизбѣжно ведетъ къ дальнѣйшимъ заблужденіямъ. Высшая степень религіознаго сознанія признаетъ только Бога за первоисточникъ бытія и единственное мѣрило жизни. Сіе есть стадія Христіанства – полнаго и истиннаго познанія Бога. Недостатокъ, глубины и грубость политическаго сознанія составляютъ причину того, что люди нерѣдко не понимаютъ прямого отношенія между истиной религіозной и истиной политической.

До появленія христіанскаго ученія различіе между боговластіемъ и иными типами власти въ точкѣ ихъ происхожденія было смутно и неясно. Только Евангеліе принесло ключъ разумѣнія. Основнымъ текстомъ по сему вопросу является разсказъ евангелиста Луки о второмъ искушеніи Христа-Спасителя сатаною: «И, возведши Его на высокую гору, діаволъ показалъ Ему вса царства вселенной во мгновеніе времени. И сказалъ Ему діаволъ: "Тебѣ дамъ власть надъ всѣми сими царствами и славу ихъ, ибо она предана мнѣ, и я, кому хочу, даю се. Итакъ, если Ты поклонишься мнѣ, то все будетъ Твое". Іисусъ сказалъ ему въ отвѣтъ: "отойди отъ Меня, сатана; написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи"» (Лук. 4, 5-8; Втор. 6, 13). Дѣйствительно, передъ лицомъ Господа нашего Іисуса Христа діаволъ смѣло и открыто утверждаетъ, что власть надъ земными царствами отдана въ его распоряженіе и что онъ, по своему усмотрѣнію, передаетъ, се тому, кто ему поклоняется.

Благая вѣсть возвѣщенная Господомъ Іисусомъ Христомъ не могла не оставить непреображенной ни одну изъ сферъ жизни человѣка. Въ низведеніи небесныхъ истинъ на землю, во внѣдреніи ихъ въ сознаніе человѣчества съ цѣлью его духовнаго перерожденія, въ переустройствѣ законовъ общежитія на новыхъ, возвѣщенныхъ Христомъ-Спасителемъ началахъ, въ созданіи христіанскаго порядка такого общежитія, и, слѣдовательно, въ коренномъ измѣненіи языческой государственности и заключалось одно изъ дѣяній Господа нашего Іисуса Христа. Исходя изъ этого становится яснымъ и то мѣсто, какое должна была занять Церковь въ отношеніи къ государству. Это – не мѣсто противника изъ враждебнаго лагеря, не мѣсто враждующей стороны, а мѣсто пастыря въ отношеніи паствы, мѣсто любящаго отца въ отношеніи къ заблуждающимся дѣтямъ. Даже въ тѣ моменты, когда между Церковью и государствомъ не было и не могло быть ни единомыслія, ни единенія, Христосъ-Снаситель запрещалъ Церкви стоять въ сторонѣ отъ государства, а тѣмъ болѣе рвать связь съ нимъ, сказавъ: «...отдайте кесарево кесарю, а Божіе Богу» (Лук. 20, 25). И христіанское государство не находится въ антагонизмѣ со свободой, напротивъ, свобода возможна въ его оградѣ, но при условіи сильной власти, способной защитить личную свободу людей отъ всякаго насилія.

Секулярный взглядъ на таинственную природу земной власти настолько распространенъ въ современномъ обществѣ, что необходимо напомнить, какъ относились къ ней, какъ сами самодержцы, такъ и святые отцы и учителя Церкви. Преподобный Ефремъ Сиринъ отмѣчалъ, что единовластительство Божіе въ Царствіи небесномъ и единовластительство кесаря въ царствѣ земномъ уничтожаютъ многобожіе и многовластіе. Въ предисловіи къ шестой новеллѣ св. правовѣрный царь Юстиніанъ писалъ: «Всевышняя благость сообщила человѣчеству два величайшихъ дара: свящество и царство (императорскую власть). Первое заботится объ угожденіи Богу, второе о прочихъ предметахъ человѣческихъ. Оба же, происходя отъ одного и того же источника, составляютъ украшеніе человѣческой жизни» (Тихоміровъ Л. А., «Монархическая государственность», Буэносъ-Айресъ, 1968 г.). Подобная точка зрѣнія раздѣлялась и святыми отцами Церкви. Преподобный Ѳеодоръ Студитъ писалъ: «Богъ даровалъ христіанамъ два высшихъ дара, священство и царство, посредствомъ которыхъ земныя дѣла управляются подобно небеснымъ». Необходимо отмѣтить, что, согласно съ опредѣленіями IV Вселенскаго Собора (въ Халкидонѣ, 451 г ), отношеніе между имперіей и Церковью можно сравнить съ соотношеніемъ между человѣческой и божественной природами во Христѣ. Онѣ соединяются, не теряя своей индивидуальности. При этомъ учитывалось, что когда-нибудь императоръ умретъ, но Церковь пребудетъ вѣчно. И императоръ долженъ былъ всегда помнить, что, если онъ и поставленъ надъ людьми, то надъ нимъ есть Богъ (Кол. 4, 1).

Практически согласіе между государственной и церковной властью достигалось единодушіемъ закона и каноновъ (отсюда названіе сборника постановленій – Номоканонъ), постановленій государственныхъ и церковныхъ. IV Вселенскій Соборъ постановилъ, что всѣ законы, противорѣчащіе канонамъ, не имѣютъ силы. Царь Юстиніанъ постановилъ также, что «церковные законы имѣютъ такую же силу въ государствѣ, какъ и государствнные: что дозволено или запрещено первыми, то дозволяется или запрещается послѣдними. Посему преступленія противъ первыхъ не могутъ быть терпимы въ государствѣ по законамъ государственнымъ» (Тихоміровъ Л. А., «Монархическая государственность», Буэносъ-Айресъ, 1968 г.). Такимъ образомъ складывается союзъ государства съ Церковью, который достигается подчиненіемъ монарха религіозной идеѣ и его личной принадлежности къ Церкви, при независимости его государственной верховной власти. Въ свою очередь, по словамъ святого праведнаго Іоанна Кронштадтскаго, подданые должны разумѣть, что «многоразличная земная служба... царю и отечеству есть образъ главнаго, долженствующаго продолжиться вѣчно, служенія нашего Царю небесному. Ему то прежде всего мы обязаны вѣрно служить, какъ истые рабы Его по творенію, искупленію и промышленію... Земная служба есть испытательная, приготовительная служба къ служенію на небесахъ» (св. прав. Іоаннъ Кронштадтскій, «Моя жизнь во Христѣ», М., 1894 г.). И православный самодержецъ вѣруетъ «что горячія молитвы благочестиваго народа... привлекутъ благословеніе Божіе... на трудъ правленія» (манифестъ императора Александра III при восшествіи на престолъ). Это можно назвать истиннымъ выраженіемъ теократіи, т. е владычествомъ Бога въ политикѣ посредствомъ царя при полномъ единомысліи народа. «Единеніе царя и народа въ истинной вѣрѣ есть животворный источникъ ихъ государственнаго единства» (митр. Филаретъ Московскій). При этомъ восточные деспоты и западные короли правили во имя собственнаго произвола или народной воли, а православный самодержецъ – во имя Христа-Бога, какъ Его послушный рабъ и исполнитель Его божественныхъ велѣній, какъ руководимый Духомъ Божіимъ въ силу благодатнаго таинства мѵропомазанія при вѣнчаніи на царство. Игуменъ Веніаминъ довольно легковѣсно разсуждаетъ о церковномъ чинѣ мѵропомазанія, считая его ложнымъ «гарантомъ непогрѣшимости».

Слѣдуетъ отмѣтить, что церковныя пѣснопѣнія уподобляютъ мученическія боренія мѵронарницѣ, гдѣ варится священное мѵро, въ которомъ таинственнымъ образомъ соединяется земной и небесный составъ. Мѵро, истекающее отъ святыхъ мощей или мѵроточаіцихъ иконъ есть, по священному выраженію, небесная роса, ниспадающая на землю. Православный государь помазывается на царство мѵромъ, освященнымъ православными архіереями, и такое помазаніе, согласно объясненію многихъ толкователей Священнаго Писанія, таинственно знаменуетъ печать дара Духа Святаго, сообщающаго принимающему его христіанское достоинство царственнаго священства. На всякія сомнѣнія по поводу нисхожденія особыхъ даровъ Святаго Духа при царскомъ мѵропомазаніи Церковь отвѣчаетъ однозначно анаѳемой въ послѣдованіи въ недѣлю Православія: «Помышляющимъ, яко православнін государи возводятся на престолы не по особливому о нихъ Божію благоволенію и при помазаніи на царство дарованія Духа Святаго къ прохожденію великаго сего званія на нихъ не изливаются: и тако дерзающимъ прогиву ихъ на бунтъ и измѣну, анаѳема!». Именно посредствомъ новозавѣтнаго мѵропомазанія при вѣнчаніи на царство православныхъ царей уничтожается сатанинское начало земной власти. Власть освящается и дается увѣренность, что она будетъ дѣйствовать на добро («...начальникъ – Божій слуга, тебѣ на добро» /Рим. 13,4/). Съ сего момента поведеніе православнаго самодержца направляется уставами Церкви, а попеченіе о земныхъ нуждахъ Церкви лежитъ на его обязанности. Государство безъ помазаннаго носителя власти вольно или невольно по своей природѣ подпадаетъ подъ власть сатаны.

Секулярное государство можетъ быть только атеистическимъ. Въ IV в. святитель Григорій Богословъ отмѣчалъ, что существуетъ три основныя формы правленія: монархія – правленіе одного, содержащая въ себѣ вѣру въ одного Бога или, по крайней мѣрѣ, въ высшаго Бога; поліархія или аристократія – правленіе меньшинства или лучшихъ, связанное съ политеизмомъ; и, наконецъ, власть большинства, которое свят. Григорій Богословъ называетъ анархіей (демократіей), идущей рука объ руку съ атеизмомъ. Святой утверждалъ, что православные почитаютъ монархію, поскольку она подражаетъ единству Бога, въ то время какъ поліархія предполагаетъ разсѣиваніе Его могущества, раздѣленіе Его сущности между нѣсколькими богами. И, наконецъ, анархія, правленіе народа, богословски заключаетъ въ себѣ распыленіе Божіей сущности, иными словами, власть оказывается настолько раздробленной, что при ней становится уже почти невозможнымъ постичь само существованіе Бога.

Основу западныхъ либеральныхъ демократій составляетъ теорія «общественнаго договора» Ж.-Ж. Руссо, согласно которой государство существуетъ для того, чтобы надѣлить земнымъ счастьемъ наибольшее количество своихъ гражданъ. К. П. Побѣдоносцевъ писалъ, что при демократіи политическая власть раздробляется «на множество частицъ, и достояніемъ каждаго гражданина становится бесконечно малая доля этого права... Въ результатѣ несомнѣнно оказывается, что въ достиженіи этой цѣли демократія оболживала (т. е. лгала – К. Г.) свою священную формулу свободы, нераздѣльно соединенной съ равенствомъ. Оказывается, что съ этимъ, по-видимому, уравновѣшеннымъ распредѣленіемъ свободы между всѣми и каждымъ соединяется полнѣйшее нарушеніе равенства или сущее неравенство» («К. П. Побѣдоносцевъ: Pro et contra», СПб., 1996 г.). Именно при такомъ положеніи дѣлъ въ обществѣ распространяется безобразіе, которое является послѣдствіемъ «новѣйшаго либерализма». Но смыслъ существованія христіанскаго государства заключается въ ограниченіи зла и созданіи предпосылокъ для вѣчнаго спасенія своихъ гражданъ. Итакъ, земное государство существуетъ не для того, чтобы установить рай на землѣ, но для того, чтобы не допустить на ней ада. Согласно митр. Филарету Московскому, «худой гражданинъ царства земного и для небеснаго царства не годенъ». Въ древнерусской литературѣ измѣна своему князю прямо связывалась съ Іудинымъ грѣхомъ.


Сущность монархическаго и демократическаго принциповъ.

М. Н. Катковъ писалъ, что противоположность между Россіей и Западомъ въ томъ состоитъ, что тамъ все основано на договорныхъ отношеніяхъ, а въ Россіи – на вѣрѣ. Если западное общество номократично (правитъ законъ), то общество русское – идеократично (правитъ идея). Хотя сегодня на Западѣ болѣе правитъ мнѣніе, чѣмъ законъ. Безусловно, что въ основу любого государства могутъ быть положены благія начала, но они лишаются твердой основы при отсутствіи религіознаго чувства и религіознаго міросозерцанія. Благія начала держатся тогда или на ничѣмъ не просвѣщаемомъ инстинктѣ, или же на основаніяхъ соображенія общественной пользы. Но инстинктъ – дѣло непрочное у существа разсуждающаго, а общественная польза понятіе условное, о которомъ каждый можетъ имѣть свое мнѣніе.

Какъ панацею отъ болѣзней традиціоннаго общества игуменъ Веніаминъ выдвигаетъ западную идею либеральной демократіи, которая, якобы, должна обезпечить личности максимальную свободу. Безусловно, изъ различныхъ формъ власти выше та, которая съ наибольшимъ вниманіемъ относится къ личности, испытываетъ наибольшее ея вліяніе, даетъ ей наибольшій просторъ богодухновеннаго творчества. Способность государства къ развитію въ основѣ своей зависитъ отъ его отношенія къ личности. Монархическій принципъ великъ и силенъ тѣмъ, что его государственная идея совпадаетъ съ психологической реальностью. Государственная власть основана на психологической природѣ личности, а эта психологическая природа такова, что права личности проистекаютъ изъ наличія у нея обязанностей. Право, поэтому, сильно и реально только тогда, когда, въ государственной области воспроизводитъ общій психологическій законъ бытія личности. Монархическій принципъ по природѣ своей заключаетъ въ себѣ данныя для наиболѣе полнаго осуществленія разумной свободы и права. Если политическая безсознательность людей мѣшаетъ реализаціи этой возможности, то это не должно быть приписано принципу монархіи. М. Н. Катковъ отмѣчалъ что «плодотворно только то право, которое видитъ въ себѣ не что иное какъ обязанность». И монархія есть верховенство нравственнаго идеала. Онъ живетъ въ душѣ подданыхъ, становясь государственно верховнымъ только потому, что каждый гражданинъ признаетъ его верховенство въ душѣ своей. Такимъ образомъ, каждый гражданинъ есть какъ бы создатель верховной власти монарха.

И свобода имѣетъ свои опасности – христіанинъ самъ молится, чтобы Богъ промыслительно допустилъ кому-нибудь или чему-нибудь стѣснить нашу свободу въ томъ, гдѣ она отдаетъ насъ во власть грѣху. Сообразно съ этимъ христіанинъ, вообще говоря, не можетъ пожелать и ближнему свободы, несоразмѣрной съ его способностью ею пользоваться. Мы, въ извѣстныхъ случаяхъ, даже обязаны ограничивать чужую свободу и позволяемъ это себѣ въ отношеніи тѣхъ, кого любимъ. Въ чемъ же заключаются коренныя отличія монархіи отъ либеральной демократіи? Монархическая государственность сама есть созданіе этическаго принципа, и черезъ это въ самой себѣ не можетъ не сознавать государственнаго начала личности, какъ носительницы этическаго начала. Демократія, напротивъ, выражаетъ верховную власть всенародной воли, власть силы, власть самодовлѣющую, а потому не связанную обязательно съ этическимъ началомъ, и вообще не зависящую ни отъ чего, кромѣ безапелляціоннаго и безотвѣтственнаго народоправства.

Въ демократіи верховной властью является масса народа, большинство, сила количественная. Отдѣльный гражданинъ единицей входитъ въ эту массу, но все-таки съ нею не отождествляется. Онъ составляетъ частичку верховной власти, но только частичку, остальная же совокупность верховной власти есть для него нѣчто постороннее, чему онъ долженъ подчиняться хотя бы и противъ воли. Вслѣдстіе этого личность, входя въ государство, сознаетъ себя чѣмъ-то отдѣльнымъ, находящимся въ договрѣ съ государствомъ, но не слитымъ съ нимъ. Ея естественное право не сливается съ государствомъ, и для самой личности остается высшимъ, нежели власть государства. При своихъ отношеніяхъ къ государству, въ договорѣ съ нимъ, личность имѣетъ источникъ правъ внѣ его, въ самой себѣ, но частичку ихъ уступаетъ въ пользу государства, для полученія отъ него обезпеченія остальныхъ правъ. Во всемъ объемѣ этой уступки своего естественнаго права, личность принимаетъ на себя обязанности въ отношеніи государства. Такимъ образомъ, ея обязанности являются элементомъ, производимымъ изъ права. Право составляетъ основу, обязанность истекаетъ изъ него. Поскольку государство обезпечиваетъ права личности, постольку личность соглашается принимать на себя обязанности. Въ монархіи отношеніе права и обязанности, по идеѣ, прямо противоположно. Верховная власть монарха есть власть того же самаго этическаго начала, которое составляетъ сущность христіанской личности. Посему въ монархѣ для личности является верховная власть не постороняя, а какъ бы ея собственная. Въ монархіи личность ставитъ верховной властью не свою волю, а волю своего идеала. Также какъ это дѣлаетъ для себя самого сознательный человѣкъ-христіанинъ. Такимъ образомъ и въ монархіи личность гражданина входитъ въ составъ верховной власти, но не тактъ, какъ въ демократіи, не въ видѣ одной частички этой власти, а всѣмъ своимъ существомъ. Личность становится причастна верховной власти, какъ носительница того же самаго нравственно разумнаго элемента, который, въ лицѣ монарха поставленъ верховной государственной властью. Но этотъ нравственно разумный элементъ составляетъ не волю личности, а ту высшую сторону ея существа, которой она подчиняетъ свою волю. Эта высшая сторона существа личности и является источникомъ ея долга, ея обязанностей, для исполненія которыхъ личность требуетъ себѣ необходимыхъ правъ. Совершенно таково же положеніе и самой верховной власти монарха. Ни начала цѣлости государственной или государственнаго блага, государственной пользы, ни даже начало нравственное сами по себѣ недостаточны къ утвержденію прочной связи между народомъ и государственной властью; и нравственное начало неустойчиво, непрочно, лишено основного корня, если лишается религіозной санкціи

По неясной причинѣ игуменъ Веніаминъ противопоставляетъ понятія любви и порядка. Блаженный Августинъ писалъ, что «внѣ порядка ничего быть не можетъ... Богъ зла не любитъ, и не почему-либо другому, какъ потому, что не въ порядкѣ, чтобы Богъ любилъ зло... а это – принадлежность великаго порядка и распоряженія божественнаго... Порядокъ есть то, что если мы будемъ его держаться въ своей жизни, приведетъ насъ къ Богу». Возможно, что критику авторомъ такихъ основныхъ христіанскихъ понятій можно объяснить въ согласіи съ тѣмъ же блаженнымъ Августиномъ: «Не другое что случается и съ людьми неучеными, которые, не будучи въ силахъ слабымъ умомъ своимъ обнять всю совокупность и гармонію вещей, когда что-нибудь причиняетъ имъ вредъ, въ силу того, что вредъ этотъ великъ на ихъ взглядъ, считаютъ присущею и всему великую мерзость» (Творенія блаженнаго Августина, епископа Иппонійскаго. «О порядкѣ», Кіевъ, 1914 г.).


Мнѣнія какъ причина нестроеній въ современномъ гражданскомъ обществѣ.

Современная эра разума, свободы, равенства и братства, открылась въ цивилизованной Европѣ такими массовыми убійствами, какихъ не видывали даже и жесточайшія религіозныя гоненія. По мѣткой характеристикѣ К. П. Побѣдоносцева «нахлынувшія волны либерализма прорываютъ старую плотину и угрожаютъ ниспровергнуть древнія основы христіанской государственности». И сіе насильственное и кровопролитное истребленіе инакомыслящихъ характеризуетъ борьбу людей изъ-за мнѣній. Секулярныя мнѣнія о свободѣ и представляетъ авторъ разбираемой статьи. Къ какимъ послѣдствіямъ можетъ привести ложно понятая свобода и религіозный либерализмъ мы видимъ въ повѣствованіяхъ Ветхаго Завѣта. Соблазенные иноплеменными культами, древніе израильтяне совершали кровавыя человѣческія жертвоприношенія (4 Цар. 3, 27, 17, 17; Ис. 57, 5), основываясь на мнѣніяхъ, что и языческіе боги способны оказать имъ какую-либо поддержку въ плотскихъ устремленіяхъ.

Если искать въ русскомъ языкѣ этимологическій терминъ, подобный греческому αίρεσις, то онъ наиболѣе полно выражается въ словахъ «толкъ» или «мнѣніе». Епископъ Игнатій (Брянчаниновъ) писалъ: «Ересь – грѣхъ ума, болѣе грѣхъ діавольскій, нежели человѣческій: она – дщерь діавола, его изобрѣтеніе, – нечестіе, близкое къ идолопоклонству. Отсюда обыкновенно называютъ идолопоклонство нечестіемъ, а ересь – злочестіемъ. Въ идолопоклонствѣ діаволъ принималъ себѣ божескую честь отъ ослѣпленныхъ человѣковъ; а ересію онъ дѣлаетъ слѣпотствующнхъ человѣковъ участниками своего главнаго грѣха – богохульства... Что ересь заключаетъ въ себѣ отверженіе Христа, о томъ сказалъ святый апостолъ Петръ во второмъ посланіи своемъ: "Въ васъ будутъ лживіи учители, иже внестуъ ереси погибели, и искупльшаго ихъ Владыки отметающеся" (II Петр. 2, 1)» («Новый Маргаритъ», Калгари, 1998 г.). Святитель Ѳеофанъ Затворникъ относительно всяческихъ «разумныхъ» мнѣній писалъ, что «мы сами въ себѣ носимъ готоваго ересеначальннка и кователя всякой лжи – нашъ разумъ... Разумъ точно есть великій даръ Божій, но, даруя его намъ, Богъ не поставилъ его источникомъ истины, а только пріемникомъ ея... чтобы онъ могъ расширяться только на усвоеніе проповѣданнаго отъ лица Божія, не присвояя себѣ права суда надъ содержаніемъ сего. Этотъ судъ есть то дѣйствіе, которое апостолъ назвалъ возношеніемъ, взымающимся на разумъ Божій (II Кор. 10, 5)... А самостоятельность изслѣдованія, свое-личное постиженіе было и есть всегда источникомъ ересей и заблужденій... Обыкновенная самостоятельность есть особность знанія, а христіанская есть общность вѣрованія. Христіанинъ чуждъ того позыва, чтобъ все по-своему понимать; а ищетъ одного, – какъ всѣ всегда понимали вещи и судили о нихъ. По его убѣжденію отособиться – значитъ отпасть отъ истины, – и, слѣдовательно, не къ совершенству идти, а въ пагубу» (Ѳеофанъ, епископъ, «О Православіи съ предостереженіями отъ погрѣшсній противъ него», М., 1893 г.). «Основаніе духовнаго разсужденія – Богъ – писалъ епископъ Игнатій (Брянчаниновъ), обращаясь къ разсуждающему совопроснику. – На этомъ твердомъ камеии оно зиждется и потому не колеблется, не падаетъ. Называемый же вами здравый разума, мы, христіане, признаемъ разумомъ столько болѣзненнымъ, столько омрачившимся ин заблудшимъ, что уврачеваніе его иначе не можетъ совершиться, какъ отсѣченіемъ всѣхъ знаній, его составляющихъ, мечомъ вѣры и отверженіемъ ихъ. Если жъ признать его здравымъ, признатъ на какомъ-то основаніи неизвѣстномъ, шаткомъ, неопредѣленномъ, непрестанно измѣняющемся, то онъ, здравый, непремѣнно отвергнетъ и Христа» («Новый Маргаритъ», Калгари, 1998 г.). Надъ человѣческими соображеніями возвышается промыслъ Божій; человѣческія дѣйствія присѣкаются Его рѣшеніями. И слѣдуетъ довѣрять Ему болѣе, чѣмъ человѣческимъ мнѣніямъ.


Заключеніе.

Печальнымъ слѣдствіемъ, пусть даже невольнымъ, дѣятельности всякаго рода свободолюбивыхъ либераловъ является тоталитарное безрелигіозное государство, которое во имя мнимыхъ правъ человѣка совершенно уничтожаетъ истинную богоданную свободу. Прямо какъ у большевиковъ – «желѣзной рукой загонимъ человѣчество къ счастью».

Еще въ Ветхомъ Завѣтѣ Господь черезъ пророка Моисея предупреждалъ іудеевъ: «Не прибавляйте къ тому, что я заповѣдалъ вамъ, и не убавляйте отъ того; соблюдайте заповѣди Господа, Бога вашего, которыя я вамъ заповѣдую» (Втор. 4, 2). Обращаясь къ римскимъ христіанамъ, апостолъ Павелъ писалъ: «Итакъ, умоляю васъ, братія, милосердіемъ Божіимъ, представьте тѣла ваши въ жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумнаго служенія вашего. И не сообразуйтесь съ вѣкомъ симъ, но преобразуйте обновленіемъ ума вашего, чтобы вамъ познавать, что [есть] воля Божія, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12. 1, 2). Вотъ въ чемъ заключено земное служеніе христіанина Богу и ближнему. Но если кто-либо пытается, даже опираясь на христіанскія богодухновенныя понятія любви и свободы, объединить насъ съ тѣлесными и умственными похотями вѣка сего, то всякій православный должен!, отвѣтить на эти потуги словами святителя Григорія Богослова: «Не всякимъ единствомъ надобно дорожить. Есть бо самое пагубное единство и самое прекрасное разномысліе. Проклятъ миръ, удаляющій насъ отъ Бога!».

У христіанина все должно находиться въ цѣлостности. Поэтому въ христіанскомъ государствѣ политика является выраженіемъ идеологіи. А какая идеологія въ Церкви? Ясно, что въ ней нѣтъ мѣста либерализму, ибо она богоцентрична, и всѣ законопослушныя чада Церкви живутъ при истинной монархіи. Поэтому и внѣ Церкви единственнымъ освященнымъ гражданскимъ строемъ можетъ быть монархія. Въ концѣ концовъ вопросъ монархіи или демократіи остается дѣломъ вѣры. Мы вѣримъ въ Бога, слѣдовательно вѣримъ, что въ монархіи онъ черезъ Своего помазанника ведетъ Свой народъ ко спасенію.

---------------------------
К. В. Глазковъ.
Свято-Троицкій монастырь.



На главную