На главную |
05.11.2007 г.
Восток и Россия. Православие и ислам.
Опыт взаимодействия культур
Россия, силой исторических, географических, божественных обстоятельств
поставлена в центр земной суши и поэтому соприкасается со всеми главными
мировыми цивилизациями и частично собирает их внутри себя, или даже вбирает
в собственную историю и культуру.
В то время, когда Христианство пришло на Русь и стало новой Верой славянских
народов, на огромной Восточно-европейской равнине, в ее степях, лесах,
предгорьях, Ислам тоже продвигался на север, входя в юрты степняков, избы
лесных поселян, в города и селения поволжских народов.
Четкой линии разграничения религий не было. В Хазарском каганате, например,
проживали и соседствовали люди иудейского, мусульманского, христианского
вероисповедания.
В Киевской Руси впитывающей в себя византийскую культуру, тоже были
соприкосновения с миром Востока мусульманского, византийского и языческого.
Мир Византии, языческий мир лесов и степей, мир мусульманского Востока
причудливо пересекались на территории Киевской и позднее, Московской Руси в
быту, в обрядах, образе жизни.
В последний период татаро-монгольских завоеваний, когда имперская Орда
приняла мусульманство, отношение к иноземной вере среди русичей было
отрицательным, ибо сопрягалось с разорением сел и городов, военными набегами
на русские земли, непомерной данью ордынцев.
По мере того, как Орда слабела, ее земли входили в состав Руси, входили в ее
состав и народы, принявшие Ислам. Эпоха рождала новый тип отношений и
взаимодействий с Востоком и иной верой. Вначале, Восток с его культурой
входил в русскую жизнь через Византию, императора которой даже египетский
султан называл "Царем руссов", а византийский источник XIV века русского
правителя называл "стольник византийского императора" (М.Назаров "Тайна
России", М.1999,с.483).
Через Византию и Православную Болгарию к русам пришла книжность.
Интенсивность переводческой деятельности была необычайной. Она диктовалась
как потребностью Церкви, так и государства, для богослужения, для
утверждения духа, философии, этики христианской религии. Распространение
получают Евангелие, Апостол, Псалтирь, Минеи и т.д.
И рядом с этим широко представлена патристика "Отцов церкви" (Иоанна
Златоуста, Василия Великого, Григория Нисского, Григория Богослова, Пандекты
Антиоха). Особым авторитетом пользовался Иоанн Златоуст, и его представление
античной культуры в христианском истолковании. Распространение на
древнерусском языке получили Жития Святых (так, особым почтением
пользовалось житие о благочестивом и добродетельном Алексии человеке Божием),
патерики (о монахах) апокрифы (о менее известных библейских событиях, святых
Фоме, Андрее, О земной жизни Иисуса Христа и пр.).
"Хроники" давали своеобразный исторический срез прошлых времен. Назову две
из них: Хронику Георгия Амортола - византийского монаха, ( в которой
излагалась история Востока: Навуходоносор, Кир, Дарий, Александр
Македонский, Рим, Византия и т.д.) и Хронику сирийского монаха Иоанна Малалы.
( По свидетельству известного русского византолога З.В. Удальцовой: "монах
задался целью дать нравоучение в духе христианского благочестия,
назидательное и в то время занимательное чтение для широкой аудитории
читателей и слушателей). Это уже было широкое осознание истории Ближнего
Востока, Средиземноморья.
Все это обогатило Веру, знание, сознание людей Древней Руси. В тоже время
как отмечается в "Истории русской литературы" (1980 г. ч. 1, стр. 36):
"возникали жанры, не имеющие аналогов в литературах-образцах: русская
Летопись не похожа на византийские Хроники. Совершенно самобытны
поэтически-художественные повествования "Слово о полку Игореве", "поучение
Владимира Мономаха" и пр."
Примеров духовного единства Руси и Византии можно привести немало. Так можно
назвать строительство Софийских соборов в русских городах по примеру
Константинополя. Или, еще пример, в XII веке из Константинополя первому
русскому самодержцу передается написанная евангелистом Лукой икона Божией
матери, названная Владимирской, ставшая иконой особого поклонения. В 1382
году происходит чудо перенесения иконы Божией матери, получившей название
Тихвинской. Эти явления духовного родства и преемственности неоценимы для
определения своеобразия и духа Святой Руси.
Мы переняли от Византии и герб - двуглавого орла, в котором можно видеть
знак "симфонии двух властей" - светской и религиозной, и знак соединения в
России Запада и Востока. Двуглавый орел - символ России и ее официальный
герб, дополнен гербовым изображением всадника - Святого Георгия Победоносца,
поражающего копьем змия - носителя зла. С 1497г. св. Георгий, поражающий
змия и двуглавый орел изображались с двух сторон государственной печати
Ивана III. Так русский быт и дух связывался с Византией, с Православием, с
Палестиной.
Даже в планировке русских городов на русской земле реалии Святой земли
Палестинской: отсюда "Золотые ворота" (Святые ворота, через которые в
Иерусалим вошел Христос), Поклонные горы (с которых путнику открывалась
панорама города, для крестных поклонов ему) и крещенские Иордани.
Патриарх Никон даже заложил Ново-Иерусалимский монастырь под Москвой, как
образ Святой земли и грядущего Нового Иерусалима (описанного в Откровении
Иоанна Богослова). Тем самым, как писал протоиерей Лев Лебедев, создал, не
имеющую аналогов во всем мире архитектурно-пространственную икону Царствия
небесного (см. "Москва Патриаршая"). После падения Византии, Москва,
принимала духовно-церковную преемственность от Иерусалима, духовную пальму
первенства у павшего под напором османов Константинополя, обозначала себя
"третьим Римом" и определяла себя как "Святая Русь", в которой понятие
православный и русский становились неслиянно-нераздельными.
Этот восточный христианский исток России был и есть плодотворным и
одухотворяющим и для истории, и для культуры и быта ее народов. Второй исток
Востока шел от Ислама, от арабско-персидского мира. Тут более чем актуально
ныне звучат слова Фед. Мих. Достоевского о том, что у русских есть умение
понимать и принимать все другие народы. Россия приняла и сохранила на своей
территории более ста народов и народностей.
Самой многочисленной была группа народов, исповедующих Ислам - этой татары
казанские, и башкиры, народы Средней Азии, Азербайджана, Северного Кавказа.
Некоторые из них входили мирно, другие после военных действий. Но постепенно
складывались сбалансированные внутригосударственные отношения, в которых
государство не вмешивалось в дела конфессий, порой и помогало Исламской
иерархии. Так при Екатерине II было учреждено Верховное Управление мусульман
России в Уфе, на русский язык был переведен и издан Коран, при Николае II в
северной столице Санкт-Петербурге была построена одна из самых больших и
красивых мечетей (В Москве мечеть была давно). Русский царь, помимо
императора Всероссийского, величал себя и как царь Казанский, Государь
Туркестанский, Черкасских и Горских князей и иных Наследный Государь и
Обладатель, тем самым, утверждая равенство своих подданных и своих земель.
Впрочем, внутригосударственная политика в отношении народов России, их
воссоединение не предмет моего сегодняшнего выступления.
Так же, как из-за недостатка времени я не буду затрагивать вопрос о влиянии
русской культуры, русской литературы на культуру и литературу народов
России, народов, исповедующих Ислам.
Это тема требует особого, специального исследования и доклада. Хотя мы
знаем, что выдающиеся представители мусульманских народов, татары Габдула
Тукай, башкир Мустай Карим, казах Абай Кунабаев, таджик Мирзо Турсун-заде,
аварец Расул Гамзатов, узбек Гафур Гулям, киргиз Чингиз Айтматов оценивали
вклад русской литературы, влияние Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого,
Чехова, Горького, Шолохова на их литературы как выдающееся и непреходящее
явление.
Вторя часть моего выступления и состоит в том, что я пытаюсь показать, как
тема Востока, тема Ислама, его ценностей, входила в творчество русских
писателей. Как с их творчеством разрушался образ врага-агарянина, сарацина,
как их поэтические и прозаические строки высвечивали реальный облик Востока,
его противоречия и красоту, его разнообразие и духовные ценности, его
жестокость и его великодушие.
Имен здесь много. Я назову несколько, которые показывают непрерывный ряд
мудрецов и романтиков, реалистов и философов русской литературы, внимательно
и зорко вглядывающихся в лицо соседа.
Можно начать с замечательного подвижника и великого средневекового
путешественника, купца из города Тверь Афанасия Никитина, чье выдающееся
сочинение "Хождение за три моря", широко и разнообразно представило
читателям старой Руси XV века земли Ирана, Турции, арабских княжеств, Индии.
Купец-писатель познал и увидел многое. Он впервые описывал Ислам изнутри, и
когда начинал писать о религии в своих записках переходил на
арабско-тюркско-персидский разговорный язык, а когда писал о земных делах и
деяниях сильных мира сего, переходил на русский.
Он одним из первых европейцев описал нравы и обычаи народов и населения
Восток. Венецианец ди Конти (1444), тверич Афанасий Никитин (1472),
португалец Васко да Гама (1499) первые для Европы описали земли далекой Азии
и в этом их подвиг познания и приближения народов друг к другу. Творения
Афанасия Никитина высоко ценились на Руси и были вставлены, как известно, в
летопись. Блестящие описания Багдада, мусульманских праздников, быта Персии,
дал другой русский купец Федот Котов в 1623 году в "Хождениях в персидской
царство". О многом он, правда, пишет критически, но описывает жизнь и быт
Востока зорко и внимательно.
В прошлом году я был в Сирии по приглашению Союза писателей, выступал в
университетах, на собраниях. И посещал исторические и святые места.
Монастырь в Маалюле, Сиднее, храм св. Марии (пояс Богородицы) в Хомсе,
прикоснулся к основанию столпа Симеона Столпника, был в доме Анания, где
Савл прозрел и превратился в Павла, восхищался совершенными строениями
Пальмиры, амфитеатром Басры. И поэтому столь внимательно я читал путевые
заметки Василия Григорьевича Барского, написанные более 250 лет назад и
опубликованные первым изданием в России в 1778г (СПб., академия).
Этот монах, писатель, зоркий наблюдатель, прошел с посохом в руках, с
котомкой за плечами по дорогам Сирии (где посетил и описал названные мною
места), Египта, Греции, Кипра, Ливана, был на Афоне, Патмосе и пр.
Здесь в Триполийском монастыре св. Георгия он вступил в дискуссии с
униатами, поддерживая Антиохийского патриарха Селеверста, преподавал
греческий язык. Василий посетил Назарет, Вифлеем, Иерусалим, Каир,
Александрию, внутренний двор большой мечети Омаядов в Дамаске. Это поистине
эпическое описание и художественное воплощение Востока начала XVIII века.
Вот с этого-то века и начинается широкое внедрение мусульманских мотивов в
нашу поэзию, в нашу литературу. Вначале как орнамент, затем как часть мира и
символ, которые пытаются понять и приспособить к отечественной истории
культуре, литературе.
Особенно широко это соприкосновение происходило в царствование Екатерины II,
когда великий русский поэт Державин, в сознании которого роднилось русское и
татарско-мусульманское бытие (часть его рода происходила из татар) и он в
поэтическом "Видении Мурзы" обещал Екатерине
Татарски песни из-под спуда
Как луч, потомству сообщу.
Поэт, одевая императрицу в восточный наряд, обращался к ней от имени
Великого пророка.
Сам Александр Сергеевич Грибоедов, поэт, представитель России в Иране,
знавший Ислам, увлеченный им, автор классической, глубоко русской, глубоко
московской пьесы "Горе от ума" вставил свой перевод из Саади в бессмертную
комедию.
Наверное, самое впечатляющее, уважительное отношение к Корану, к
мусульманству, проявил гений Пушкин в его несколько загадочных, таинственных
и великолепных творениях "Подражание Корану".
В пещере тайной, в день гонения
Читал я сладостный Коран.
Этому циклу посвящены многие исследования. Действительно, как мог юный поэт,
воспитанный под крылом императорского лицея, находившийся на далеком Севере
России, так проникнуться духом, слогом и красотой Корана? А Пушкин
чувствовал их и глубоко отметил, что "многие нравственные истины изложены в
Коране сильным и поэтическим образом". "Девять стихотворений Пушкина,
составивших этот цикл, принадлежат к шедеврам поэзии" (И. Ермаков. Ислам в
русской литературе ХУ-ХХ вв. М.2000)
А Федор Достоевский в своей знаменитой речи на пушкинском юбилее вопрошал по
этому поводу: "Разве тут не мусульманин, разве это не самый дух Корана и меч
его, простодушная величавость веры и грозная сила ее?"
Пушкин открыл Восток для русского читателя и в знаменитом "Кавказском
пленнике" и "Бахчисарайском фонтане", поэме "Газий", в стихах "Стамбул гяуры
наши славят", "делибаш" и т.д.
Мусульманские герои, воители, праведники заполняют стихи современников
Пушкина. Они оставались христианами, но их вдохновляло мужество, стойкость и
преданность вере представителей мира Ислама. (Александр Вяземский - "Мухамед",
Алекс. Шишков - "Осман", Андрей Муравьев - "Песнь дервишей" и "Бахчисарай",
Владимир Бенедиктов - "Калиф и раб", "Письмо Абдель Кодера (борец против
колониальной Франции). И уж совсем неожиданная мусульманская тематика в
стихах гениального Ф. Тютчева "Олегов щит":
Аллах! Пролей на нас свой свет!
Краса и сила правоверных!
Гроза гяуров лицемерных!
пророк Твой - Магомет!
Конечно, особое место в сближении духа, понимании образа России и Востока
совершил Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841) Видения Востока и
мусульманские образы, герои Ислама органично соседствуют у него с
христианским миром. Эти два мира (несмотря на ведущуюся в XIX веке войну на
Кавказе) слились у него в поэзии, были неразрывны и нераздельны, естественны
и органичны. Это и есть великое волшебство поэзии и литературы: политики,
государственные деятели, полководцы сражались, проливали кровь, а слово,
образ, легенда и быль в художественном воплощении соединяли людей, страны,
религии, находили достоинства в том, кого считали в тот период противником и
врагом.
Спеша на север издалека,
Из темных и чужих сторон,
Тебе, Казбек, о страж Востока,
Принес я, странник, свой поклон.
Чалмою белою от века
Твой лоб наморщенный увит
И гордый ропот человека
Твой гордый мир не возмутит
Но сердца тихого моленья
Да отнесут твои скалы
В надзвездный край, в твое владенье
К престолу вечному Аллы.
Мотив Востока звучит в прекрасных стихах "вид гор из степей Кавказа",
"Поэт", "Три пальмы", "Дары Терека" и т.д.
За Лермонтовым обращается целый ряд русских поэтов, для которых Восток,
Ислам не враждебные понятия, а миг прекрасного, символ веры, озарение, образ
жизни, повод для раздумья.
Алексей Толстой в "Крымских очерках", устав от тягот и забот поминает
аллаха:
Всесильной волею аллаха,
Дающего нам зной и снег,
Мы возвратились с Четырдаха
Благополучно на ночлег.
К Востоку обратил свой взор тончайшие русские лирики Яков Полонский и
Афанасий Фет. Яков Полонский даже писал драматическую поэму "Магомет", и
цикл стихов на Исламские мотивы "Татарская песня", "Карнавал" и др. А стихи
"Из Гафиза" "Похищение из гарема", "Одалиска" - шедевр поэзии Фета.
Золотом своей поэзии, тонкостью образа Востока, увлеченно-романтическим
воспеванием Ислама Афанасий Фет сплел неповторимый венок на голову России.
Его замечательные слова о поэзии Гафиза "...дух человеческий давно уж достиг
этой эфирной высоты, которой мы удивляемся в поэмах... и цветы поэзии
неувядаемы, независимо от эпохи и почвы их производящей". Это уже манифест,
который позволил приближать ценности Востока и России.
Конец XIX века и новая вспышка в русской литературе интереса к Востоку,
Исламу. М.Михайлов: поэтические переводы Корана, Руми, Саади, Джами и др.
А. Апухтин: баллады и "Подражание арабскому", А.Майков: "Молитва бедуина",
М. Лохвицкая: "На пути к Востоку", толкование Корана у блестящего поэта К.
Бальмонта.
Таким образом, налицо, возможно, еще неосознанное, не подвергнутое
писательскому анализу влияние Ислама и Востока (за исключением книги Игоря
Ермолова "Ислам в русской литературе ХV-ХХ веков") было действительно
впечатляющим, как литературно-эстетическое, так и гуманитарно-философское
явление.
Описав "Восточные мотивы" в русской литературе XIX века нельзя не выразить
удивления и восхищения знаменитыми "арабесками", едва ли не самого русского
писателя Николая Гоголя, написавшего бессмертные "мертвые души".
Приведу два примера из его сочинения, написанного в 1834 году, когда,
казалось, и арабистики русской не было.
"... возьмем то блестящее время, когда появились аравитяне - краса народов
восточных. И одному только человеку и созданной им религии, роскошной как
ночи и вечера Востока, и пламенной как природа близкая к Индийскому морю,
великой и размышляющей, какую только могли вместить великие пустыни Азии, -
обязаны они свои блестящим радужным существованием. С непостижимой быстротой
они, эти случайные чалмоносцы, воздвигают свои калифаты с трех сторон
Средиземного моря. И воображение их, ум и все способности, которыми природа
так чутко одарила араба, развиваются в виду изумленного Запада,
отпечатываясь со всею роскошью на их дворцах, мечетях, садах, фонтанах, и
так же внезапно, как в их сказках, кипящими изумрудами и перлами восточной
поэзии..."
Гоголь воздает должное великим достижениям Востока, арабам, не побоявшимся
смешения различных стилей, доставшихся этой части земли от разных народов -
"об архитектуре аравитян", "необыкновенное смешение архитектур", "смелое,
дерзкое... с прекрасной роскошью". "Они заимствовали от природы все то, что
есть в ней верх прекраснейшего".
Возможно, Н. Гоголь искал в этом несколько фантастическом образе образец
государственного правления, которого давно ждала Россия.
Я не могу останавливаться на других писательских именах, их произведениях,
опровергающих европейские тенденции превосходства, я лишь упоминаю их:
философ Владимир Соловьев - "Русская национальная идея... не может исключать
принципа всечеловечной содержательности" и его известный очерк "Магомет. Его
жизнь и религиозное учение";
нобелевский лауреат И.Бунин в блестящем цикле после посещения Турции,
Египта, Сирии, Палестины, Алжира, Туниса создал неповторимый образ Востока.
Ему были дороги гордость и достоинство мусульман перед лицом европейских
завоевателей.
Но может быть, самое заветное слово о Востоке, об Исламе, об
общечеловеческих ценностях сказал великий Лев Николаевич Толстой в своем
гениальном "Хаджи Мурате". Горец-разбойник, мусульманин, непокорный враг
русских войск стал личным увлечением, антитезой рефлектирующему
интеллигенту, героем, воспетым и осиянным светом гения русской литературы.
На пересечении горского фольклора, идеологии Ислама, общечеловеческих
представлений о смысле жизни создается мировой космический образ. Толстой
проявлял к Востоку духовно-поэтический интерес, хорошо знал Коран, жизнь
арабов, других мусульманских народов.
Лев Николаевич отметил, что миллиарды людей, сотни лет просеивали лучшее
"через решето и сито времени. Отброшено все посредственное, осталось
самобытное, глубокое, нужное: остались Веды, Зороастр, Будда, Лаодзы,
Конфуций, Ментуе, Христос, Магомет, Сократ."
Русские дервиши XX века (как их называет Игорь Ермаков) В.Хлебников,
Каменецкий, Асеев, М. Кузмин (Кто видел Мекку и Медину - блажен!), Н. Клюев
(Недаром мерещиться Мекка олонецкой серой судьбе), А. Ахматова ("Как рысьи
глаза твои, Азия"), Г. Иванов ("Сияла ночь Омар Хайяму"). Нельзя не окончить
это сообщение, не перечислив и сотой части "восточных" произведений русских
писателей, словами изумления и восхищения перед цветастым и ярким словом,
словом романтическим и красивым, самого русского поэта XX века Сергея
Есенина. Его поэзия "Шаганэ ты моя Шаганэ" знакома сердцу многих романтиков
любви, красота "шафранового края" стала красотой и его рязанских полей,
запах восточных роз и цветов исходил его поэтических строк на всю Русь. И
может быть прав замечательный современный русский писатель и поэт Тимур
Зульфикаров, когда написал:
Там, где Русь касалась дремной Азии
Как вода песков,
Там цвели, там восходили дивно
Изумрудные христово-мумусльманские оазисы
Поэзия наших дней конца XX века о Востоке заслуживает особого доклада. Об
этом на следующей встрече.
В итоге мне хотелось бы сказать, что почти все великие русские поэты и
писатели, писавшие о Востоке и Исламе, были люди глубоко верующие,
православные христиане, хорошо помнившие о жестоких воинских столкновениях
периода татаро-монгольского ига, русско-турецких войнах, о кавказских и
русско-персидских сраженьях, где на знаменах противостоящих друг другу
стояли крест и полумесяц.
Но воспаряясь над прошлым (хотя и не отбрасывая его) они с интересом,
вниманием, доброжелательством вглядывались в лицо данного Богом и историей
соседа.
Они видели много в нем привлекательного, замечательного своей самобытностью,
желанного для своих соотечественников.
Их творчество, их внимание, их провидчество замечательным образом отвергали
парадигму г-на Оддингтона о неизбежном в будущем, для нас уже в сегодняшние
дни, столкновении цивилизаций и религий.
Да, такие столкновения происходят, и как столкновения социальных,
политических, экономических, национальных, технологических и
эколого-безрассудных сил, но они и развязываются, предотвращаются
взаимопо-ниманием, взаимопроникновением, взаимовлиянием, кровосмешением,
культурой, литературой, поэзией.
И поэтому хотелось бы провозгласить сегодня призыв:
Поэты мира, вам суждено спасти землю от этих столкновений!
Не медлите!
___________________
Профессор В.Н. ГАНИЧЕВ, Москва
|
На главную |